Мой любимый киллер - Татьяна Полякова

Не знаю, как долго продолжалось бы все это, но однажды Димкавернулся с работы раньше обычного, взъерошенный, дерганый и с порога заявил:

— Забирай Ваньку и поезжай к Верке (так звали егодвоюродную сестру, она жила в районном центре и была замужем за тамошнимначальником милиции).

— Что случилось? — растерялась я.

— Ничего… Я тебе потом объясню. Собирайся.

Что-то в его поведении вынудило меня подчиниться. Через тричаса мы уже пили чай на веранде большого Веркиного дома. Димка улыбался,никакой нервозности и в помине не было, а неожиданное гостевание он объяснилпросто: Ванюшка приболел, врачи считают — аллергия, посоветовали на пару недельпокинуть большой город. Впрочем, Вере его объяснения были вовсе не нужны: мыдружили, а человек она хлебосольный и гостям всегда рада.

Через час Димка нас покинул и не появлялся две недели,правда, звонил по несколько раз в день, старательно делая вид, что ничегоособенного не происходит и мы с сыном в самом деле просто гостим у его сестры.Однако делать вид, что все в порядке, я не собиралась, поэтому через двенедели, когда муж явился за нами, я спокойно, но твердо заявила, что буду житьу родителей. Поначалу он не поверил, и только когда я так же спокойно, забравсына, там обустроилась, Димка впал в настоящее отчаяние.

Так как он и своим и моим родителям твердил, что не видитпричин для такого моего поведения, а родители тем более таковых не видели,потому что Димка по всем статьям являлся образцовым мужем, мне пришлоськоротко, но доходчиво сформулировать свои претензии. Родители загрустили,втайне не находя их подходящими для развода, а Димкина родня даже обиделась.Супруг, конечно, тоже обиделся и, возвышая голос, разглагольствовал:

— Деньги ей не нравятся… Я их что, ворую? Я их, междупрочим, зарабатываю… Вкалываю по двенадцать часов в сутки…

Его речи производили впечатление: причем не только народителей, я тоже понемногу начала чувствовать себя виноватой. Однаковозвращаться к нему не спешила. В конце концов моя стойкость, принятая им заупрямство, вынудила мужа поговорить со мной серьезно.

— Ты думаешь, я жулик или того хуже? — грустноспросил он, а я вздохнула:

— Я думаю, что ни в одной фирме служащим не платяттаких денег. Если ты сможешь меня разубедить, я буду только рада.

— Во-первых, я не просто служащий, во-вторых, я —компьютерный гений, надеюсь, это доказывать не надо?

— Не надо, — усмехнулась я. — Гениальностькак раз и настораживает, знать бы, куда она направлена.

— Ах вот оно что! — Димка поморщился, помолчал,вздохнул и продолжил:

— Ты решила, что я занимаюсь чем-то противозаконным?

— А что бы на моем месте решил ты? — запечалиласья.

— Это не так…

— А почему мы прятались у Веры? Он опять поморщился:

— В тот раз неприятности были у нашей фирмы, а не уменя лично Я просто перестраховался.

— Какая разница? — удивилась я, Димка понял, чтодля меня разницы действительно нет, и загрустил по-настоящему.

— Послушай…

— Не пойдет, — перебила я. — Ты имеешь праворисовать собой, но есть Ванька… в общем, опасности отменяются. Я не люблюбоевики, а в жизни мне они и вовсе без надобности.

— Никаких боевиков и никакой опасности. Честно. Ну чтоя должен сделать, чтобы ты мне поверила?

— Лучше всего найди другую работу, — отрезала я.На этом в тот раз мы и закончили.

Работу Димка нашел, и через две недели после этого событиямы с сыном вернулись к нему. Муж бродил по квартире, качал головой и восклицал:

— Отказаться от таких денег… Кому рассказать — неповерят.

В новой фирме работать ему приходилось меньше, а платили, намой взгляд, очень даже неплохо. Жизнь наладилась, и сомнения остались впрошлом.

Мы получили ссуду в банке и взялись строить дом.Строительство завершилось как раз к моему дню рождения, поэтому два событиярешили объединить: и день рождения отметить, и новоселье справить. Мама исвекровь пришли пораньше и помогали мне на кухне. К четырем часам собралисьпочти все, стол накрыли в огромной полупустой гостиной. Мебель покаприсутствовала только в трех комнатах: детской, спальне и кухне, но это никоимобразом не сказывалось на моем хорошем настроении: мне нравился наш дом, ивообще жизнь радовала.

— Ну что, за стол? — спросил папа, заглядывая вкухню.

— Конечно, — кивнула я, намереваясь идти в спальнюпереодеваться, и тут мама сказала:

— А грибы? И компот. Вишневый, нет, лучшерябиновый. — И я вместо спальни пошла в погреб, пошла потому, что привыкласоглашаться с мамой, хоть и не видела особой нужды ни в грибах, ни в компоте.

Погреб был за гаражом, забавная домушка под железной крышей.Я направилась в ту сторону. Из-за угла вывернул Ванька на велосипеде.

— Ты куда, мам?

— В погреб.

— А зачем?

— За компотом и за грибами.

Мы достигли погреба, я пешком, а сын, используя трехколесныйвелосипед как самокат.

Я толкнула дверь, обитую железом, вошла внутрь, нашариларукой выключатель и зажгла свет. В погреб надо было спускаться по металлическойлестнице. С трудом открыв люк, я заглянула вниз.

— Я с тобой, — сказал Ванька.

— Вот только попробуй, — погрозила я пальцем: сынбыл одет в новый костюмчик небесно-голубого цвета, и после посещения погребаего наверняка пришлось бы переодевать.

— Ну, мама, — закапризничал он.

— Можно подумать, ты никогда не был в погребе, —покачала я головой и сурово добавила:

— Марш в дом. Одна нога здесь, другая там. И велосипедубери.

Ванька сморщил нос, но, подхватив велосипед, покатил к дому.Дождавшись, когда он поставит велосипед у крыльца, я, удовлетворенная сыновнимпослушанием, спустилась в погреб. Хотя в дом мы переехали недавно, погреб,стараниями моей мамы, был забит до отказа. Чертыхаясь, я смогла отыскать грибы,а также трехлитровую банку с рябиновым компотом. Поставила обе банки в сумку истала осторожно подниматься по лестнице.

В этот момент раздался чудовищный грохот, землясодрогнулась, я оступилась, чуть не выронив сумку, а крышка люка захлопнулась.