Хроники вечной жизни. Проклятый дар - Алекс Кейн

В тот день, ровно в час дня, в открытую дверь лавки Жака Буше въехала тележка охотника. Жак, как обычно, расплатился с ним и положил туши в подвал. Вечером он освежует их, а пока нужно заняться покупателями.

Но вместо покупателей в дверях показались два стражника прево. Жак, не зная за собой никакой вины, вежливо поклонился и спросил:

– Что вам угодно, господа?

– Нам сообщили, – низким голосом ответил один из них, по виду главный в этой паре, – что вы тайно охотитесь на дичь в королевских угодьях. Это незаконно и карается тюрьмой либо штрафом. Сейчас мы тут все осмотрим.

Он кивнул своему напарнику, и тот стал спускаться в погреб. Растерянный Жак пытался возражать, но его никто не слушал.

– Я не знаю ни одного шельмеца, – подмигнул старший стражник, – который бы с ходу признался в своих преступлениях. Вот когда находятся доказательства…

Он забирал туши, которые подавал ему подчиненный из погреба, и раскладывал их на рабочем верстаке. Затем оба занялись осмотром туш.

– Ага, вот и оно!

Жак с изумлением смотрел на королевское клеймо в виде лилии, стоявшее на бедре туши молодого оленя, и чувствовал, что волосы у него становятся дыбом. Всем было известно, что так клеймили маленьких оленят в королевских лесах.

– Это не мое… я не знаю… – в ужасе бормотал растерявшийся Жак.

В этот момент в лавку спустилась Катрин. В двух словах стражник объяснил, за что уводят ее мужа.

– Как видите, – ткнул он пальцем в клеймо, – за доказательствами далеко ходить не надо.

– Что с ним теперь будет? – со слезами спросила Катрин.

– Сейчас мы отведем его к судье. Если ваш муженек заплатит положенный штраф, то вернется домой, а нет – так судья отправит его в камеру.

Вечером следующего дня Катрин сидела в доме Клода и, плача, рассказывала, какая беда обрушилась на их семейство.

– Весь день я сегодня добивалась встречи с прево, – всхлипывала она, – и наконец он меня принял. Сказал, что надо платить штраф, иначе мой Жак до следующего лета останется в тюрьме.

– Сколько? – осторожно спросил Клод.

Катрин помедлила и обреченно ответила:

– Шесть ливров.

Это была огромная сумма. На такие деньги можно было снять на год целый дом с питанием и прачкой.

Клод молча встал и вынул из-под скамьи ларец. Достав два золотых экю, он протянул их соседке. Это были все его сбережения, но он не колеблясь отдал их. Катрин долго смотрела на монеты, потом принялась целовать руки Клода.

Дождавшись, когда Жака выпустят из Шатле, Клод отправился к нему и подробно обо всем расспросил. Буше клялся и божился, что ничего не знает о туше с королевским клеймом, что попала она к нему от охотника, его постоянного поставщика. Простоватый Жак никак не мог взять в толк, как все это могло случиться, но Клод сразу сообразил, где следует искать.

– Либо этот дуралей забрел в королевский лес, либо ему кто-то заплатил, чтобы тебе насолить. Пойдем-ка, дружище, хорошенько его порасспросим.

Оба тут же пошли к охотнику, и Легран, схватив его за грудки, прошипел:

– Говори, негодяй, откуда ты взял тушу с клеймом!

Тот, взглянув на разъяренное лицо Клода, понял, что шутить он не намерен. Как бы головы не лишиться. И чего ради? Из-за нескольких паршивых монет? Ну уж нет! Сжавшись, трусливый охотник рассказал, как он, застрелив оленя, по наущению Николя Костэ отправился в кузню к его младшему брату Шарлю, который и выжег на мертвом животном собственноручно сделанное клеймо.

Клод схватил негодяя за шкирку и поволок к прево. Там Жак составил жалобу на вероломного соседа, а незадачливый охотник все подтвердил. Спустя неделю Клод получил свои шесть ливров, а Жак – десять су, которые Костэ принужден был выплатить ему за клевету.

Мясная лавка Жака Буше снова стала единственной во всей округе.

Рене, прослышавший о том, что его отец спас семью Буше, необыкновенно гордился им. «Когда я вырасту, я буду таким же смелым». Часто, засыпая, мальчик мечтал о том, как будет совершать необыкновенные подвиги во имя справедливости и во славу прекрасной Женевьевы.

* * *

Рене и Женевьева с удовольствием проводили время вместе. И хотя мальчику больше нравились подвижные игры, к семи годам они чаще всего играли в семью. Рене изображал мужа и отца, Женевьева была женой и мамой, а ее куклы – их детьми. Клод выделил им для игр уголок в кухне, и Рене, расхаживая по нему, важно спрашивал:

– Ну что, женушка, ужин готов?

– Сейчас-сейчас, дорогой, уже почти, – отвечала Женевьева, маленьким ножичком нарезая в плошку лопухи.

– Да почему ж так долго?

– Катрин весь вечер капризничала, и Франсуа плохо себя вел, вот я и забегалась. А малышка Кло такая умница, вся в папу.

Рене смотрел на нее смеющимися глазами и думал: «Скорей бы вырасти, чтоб и вправду на ней жениться».

По мере того как Рене рос, у него появлялись друзья. Высокий, худенький, подвижный, он носился по улицам и в любом уголке Парижа чувствовал себя как дома. Вместе с ним бегали белобрысый Мишель Жаро, сын портного, худой, нескладный Пьер Готье, сын столяра, и толстяк Жак Робишон, сын мельника, с соседней улицы Гран Труандери. Все время, незанятое общением с Женевьевой, Рене проводил с ними. Мальчишки таскали овощи из садиков, кое-где втиснутых между домами, играли в кегли, а по праздникам, когда судоходство на Сене было запрещено, бегали купаться. Заводилой был Пьер, в его кудрявой голове постоянно рождались новые идеи:

– Пошли завтра драться на мечах, двое на двое.

– Давайте построим хижину отшельника.

– Если обломать вон те ветки, можно будет сделать из них луки и посоревноваться.

Рене с радостью соглашался на все и лишь в одной забаве категорически отказывался участвовать – в походах на кладбище. Как ни странно, оно было любимым местом прогулок горожан и игр детей, однако Рене, у которого кладбище вызывало мысли о смерти, упорно не желал ходить туда с друзьями. Поначалу мальчишки пытались его уговорить и даже взять на «слабо», но со временем махнули рукой и на кладбище ходили без него.

Как-то вечером четверо друзей слонялись неподалеку от мельницы папаши Робишона.

– Предлагаю завтра пойти за ворота, – прошептал Пьер.

– Ого!

– А это идея!

– Давайте!

– Прекрасно, встречаемся на рассвете у ворот Сен-Оноре.

Всем четверым строго-настрого запрещено было выходить за крепостные стены, но это их не остановило. Ночью Рене с замиранием сердца думал о завтрашней вылазке. Он пойдет туда один, без папы! Как волнующе и страшно! Впрочем, нет, он возьмет с собой Марселя, и пес защитит его от любой опасности.