Последняя черта - Феалин Эдель Тин-Таур

Грей упорно не слушался. Бегал, где ему вздумается, упрямый пёс, метил что попало. Большой серый маламут — чего ему и не побегать? Вечером было свежо, прохладно, в имитаторах природного шума звучали листья и сверчки. Сам парк почти вымер, пара-тройка совсем выживших из ума бабок не могли бы его воскресить, даже если бы перекапывали каждые пару часов.

Собак уже давно не заводили — выгуливать негде, да и незачем. Хорошие роботы-аналоги справлялись с этой работой лучше, а заниматься с ними приходилось в разы меньше. Как только американцы научились создавать искусственную шерсть — так про настоящих животных и забыли.

Грей нагадил под куст и вернулся к хозяину с широко раскрытым ртом и высунутым языком.

— Я тебе не срать говорил, а к ноге, — вздохнул Ворон и только потрепал пушистого по холке.

«Эт как — не срать, хозяин?» — склонил голову Грей.

Он смотрел на молодого черноволосого хозяина с преданностью и наивностью ребёнка, и сколько бы парень ни ворчал — эта преданность всегда окупалась.

Ворон потушил окурок о кроваво-красный от ржавчины мусорный бак и выкинул туда же. Дроны-уборщики прилетают, как только на них появляются ресурсы, а пока люди мусорили и прямо на улицах, кому совести хватало.

 —  Ха, вот мы его здорово повязали, пидараса этого! — пьяный говор здорового мужика в форме.

— Люб-бви не важно, к-какого ты пола, — процитировал ещё один, с трудом перетаскивающий ноги — совсем нажрался и висел теперь мешком на плече третьего.

— Вот в тюряге пусть его бутылка и полюбит, ага, сукиного сына.

Их было много — шестеро, и совсем бухим был только один. Ворон напрягся как-то непроизвольно, прищурился — они на работе или уже нет? — но не успел перехватить за ошейник общительного маламута.

— Стой! — выкрикнул он, когда Грей уже сорвался с места и широким галопом подлетел к мусорам.

Решил, видимо, что люди смеются, хотят с ним играть, вилял хвостом и подпрыгивал, норовя вылизать нахмурившиеся тут же лица.

— К ноге, Грей! — побежал за ним Ворон и на секунду даже понадеялся, что обойдётся.

Раздался выстрел и короткий, сдавленный скулёж. Ворон так и замер, словно не бежал, крепко стоя на пронзённых болью от резкой остановки ногах. На одной силе воли. Мгновение превратилось в вечность, и Ворон даже запомнил удары сердца в висках — ровно два — до секунды, когда он кинулся на этих ублюдков с кулаками.

Больно. Это было больно, но не так, как больно потерять Грея — последний, сука, луч в его дремучей пошлой жизни. Он и не думал, что сможет надрать задницу сразу всем, но надеялся, что сможет хоть кому-нибудь, хотя бы одному, до момента, когда окажется носом в растрескавшемся асфальте, а прочими частями тела — на отдельном круге ада. В голове был только беспрерывный мат и собачий преданный взгляд.

— Э! — зычный женский голос продрался будто бы эхом, — Отошли!

Тёмную, наползающую пелену разодрал выстрел. Потом ещё один и ещё. Если бы Ворон был умнее, если бы всегда носил с собой ствол, если бы не думал, что никому нет дела до добродушного пушистого пса...

Слабоумие и слабоумие, хотя и доля отваги в этом поступке имелась. Мимо подобной сцены Алиса пройти не смогла. В основе своей потому, что решила — обычные алкаши. Форму в потёмках не заметила, а потом отступать было поздно.

Как бы громко музыка в ушах ни орала, звук выстрела несколькими минутами ранее она услышала.

Ровно шесть выстрелов, но в цель попала лишь частично — двое кинулись прочь, один упал с глухим криком, ещё трое повалились со стоном. Ещё выстрелы. А потом перед глазами от боли заплясали чёрные мухи, но последнюю пулю девушка всё же выпустила, порадовалась даже, что явно удачно, а потом осела на землю, отползая к дереву.

Тратить целую обойму было жалко, зато признаков жизни менты больше не подавали. 

Вечер у Алисы до этого происшествия проходил скучновато. Сунув старые, ещё проводные наушники в уши, она бесцельно шаталась по району, мечтая на кого-нибудь нарваться. Днём нарычал Лёха, Актёр послал, и вообще все были ужасно занятые, а злость выместить было не на чём. Алиса даже была готова сунуться к старым приятелям, в очередной раз нарваться на трип и сваливать от них на подкашивающихся ногах.

Никакого движения. Всё замерло, пары в шараге успешно прогуливались уже неделю, а оттуда даже не звонили. Иногда казалось, что ни один учитель, кроме физрука и математика, на неё никакого внимания не обращал. Даже в редких перекличках забывали произносить ненавистную фамилию — Кузнецова.

— Ты как? — Каста скосила взгляд к тяжело дышащему парню, ответа не получила и скрипнула зубами, —  Ало!

«Это она, что ли, всех грохнула?» — мелькнула у него мысль, но быстро оказалась вытеснена другими. Рядом, совсем рядом — замолчавший друг, и Ворон, сплюнув кровь, подполз ближе, сумев выдавить из себя только одно длинное «с-с-с» в слове «суки».

Ворону нужно было несколько секунд, чтобы просто прижаться звенящим, словно колокол, лбом к голове Грея и замереть так, чтобы самообладание к нему вернулось.

Алиса же старалась шипеть про себя, жмурилась, тяжело дышала и не смотрела на очаг боли. Наблюдала за поднявшимся парнем, проклинала его и ругала последними словами. К собаке пополз! К собаке! Грустно это, конечно, да и картина произошедшего достроилась в красной головушке полностью, но к собаке! Механической херне! Даже не потрудился глянуть, что там со спасительницей!

— Всех, с-суки, — продолжал шипеть он, но всё-таки с трудом поднялся. — Урою, — поперхнулся слюной и сплюнул ей, красной, в траву, — тварей.

Отдельное усилие, чтобы взять с асфальта растоптанную пачку сигарет и отлетевшую в сторону зажигалку — и, затягиваясь той счастливой, что пострадала меньше всех, Ворон добрался до девушки, присел рядом, разорвал толстую, покрасневшую в этом месте джинсовую ткань, чтобы увидеть рану.

— Как тебя зовут? — он постарался, чтобы голос звучал ровно, хотя тот упорно срывался и дрожал от перенапряжения. Да и говорить с сигаретой в зубах было неудобно, но без этого он бы сейчас не был так спокоен. Главное, чтобы девица в обморок не грохнулась, скажет имя — значит, пока тут.

— Алиса. Кастой ещё можно, — просипела она, когда потерпевший соизволил до неё доползти. На его остром лице осталась далеко не парочка кровоподтёков, вроде нос был сломан, ну и прочего дерьма по мелочи.

Два отверстия на уровне бедра с обеих сторон и отсутствие ощутимого давления вытекающей крови позволили Ворону сделать вывод, что пуля прошла навылет и не задела артерию или вены. Этому когда-то учил его отец, а потом и его дружки доучивали, не особо, впрочем, задумываясь о цене таких уроков.

— Да тише ты! — зашипела Алиса, скривившись.

Из одежды на Вороне были толстовка, джинсы и кроссы, а вот под кожанкой девицы виднелась нормальная ткань. Этот кусок он, не церемонясь, и оторвал.