Стразы - Инга Максимовская

- О чем ты думаешь, Китти?- шепчет он мне в макушку. – Наверное хочешь сбежать?

- Я думаю, что ты чертов извращенец, зайчонок. Только полный придурок будет таскать на руках грязных шлюх, купив их за бешенные бабки,- шепчу я. Словно черт дергает за язык. –Наглый ублюдок, раздувающийся от чувства вседозволенности.

Спина Лиса, идущего впереди, напряжена. Он слышит каждое гребаное слово, которое вылетает из моего рта. Интересно, зачем я бешу этого ненормального? Ничего не могу с собой поделать.

- Я тебя предупреждал, Эмма,- рычит он. Двери лифта бесщумно открываются, и я вижу шикарный холл пентхауса. Это круто, что лифт возносит нас прямо в жилище. Все кричит о богатстве его владельца. Но рассмотреть я не успеваю. Рука Алекса сжимает мою шею. Я хриплю, отстраненно наблюдая ускользающим сознанием за чудным танцем черных снежинок в моих глазах. Визжу, когда он скручивает мои руки за спиной, и с усилием, до хруста в позвоночнике, наклоняет меня, бросает грудью на идиотский стеклянный стол, стоящий посредине циклопического помещения. В его руках ремень, который он выдернул одним движением из своих брюк. Мир меркнет от всепоглощающей боли, когда жесткая кожа со свистом обрушивается на мои ягодицы. Раз, второй, третий. Я верещу, как резанная свинья, пытаюсь вывернуться из стального захвата. Тщетно. Но вместе с болью, я чувствую странное возбуждение, разливающееся внизу живота раскаленным оловом. Заставляющее задыхаться от желания. И это меня пугает, и в то же время приводит в дурманящий восторг.

-Хозяин, - голос Лиса разрывает кольцо нескончаемой боли,- не надо. Ее еще не осмотрел врач. Давайте я вымою зверушку.

- Она моя,- хрипит Алекс. – Моя, блядь. Эта тварь вытрахала мне весь мозг.

- Хозяин, вы не можете мыть это отребье,- надо же, голос медведя дрожит. Ему страшно. Но, видимо, преданность пересиливает страх. Этот огромный мужик видит, что Алекс едва держится на ногах.- Я сам ее доставлю. Как только все процедуры будут завершены.

- Ты, пожалуй, прав,- как то растерянно говорит Беркут, не сводя глаз с моих исполосованных им же ягодиц.

Лис молчит, пока несет меня в ванную. Помогает мне раздеться. Я сгораю со стыда, обнажаясь перед молчаливым незнакомцем. Ветхое, грязное белье падает к ногам, как прелая листва. Мужчина отталкивает его ногой, рассматривая меня словно рабыню на невольничьем рынке. Его взгляд задерживается на тонком шраме внизу моего живота. Врач был хорош, но след от шва все равно остался. Брови Лиса ползут вверх от удивления, но он молчит. Не спрашивает ни о чем, и я с облегчением выдыхаю.

- Сама сможешь в ванную забраться, или помочь? – в голосе ни грамма насмешки. Я даже перестаю испытывать стыд. Вода едва теплая, но обжигает ссадины на ягодицах, будто кислота.

- Можешь добавить кипятка? - шепчу я, чувствуя что у меня от нервов и холода зуб на зуб не попадает. Лис молча поворачивает кран, из которого начинает хлестать вода. Помещение наполняется паром.

- Сиди спокойно,- приказывает здоровяк, когда я вздрагиваю от его прикосновений к моей обнаженной коже.

- Не могу. У меня жуткая аллергия на этот шампунь,- ворчливо отзываюсь я, наблюдая за четкими размеренными движениями. На бортике ванной лежит бритва. Неужели...?

- Хозяин любит гладких женщин,- ухмыляется Лис, проследив мой взгляд.- И откуда тебе девочка знать про аллергию на шампунь именно этой фирмы. Я сам его покупал и знаю цену за флакончик. Она астрономическая, уж поверь.

Дура, какая я дура. Язык мой, враг мой.

- У меня аллергия на все, что имеет в составе парабен,- выкручиваюсь я. Лиса, кажется удовлетворяет мой ответ. Он лишь хмыкает, и берет с полочки другой флакон.

- Твой хозяин монстр,- тихо шепчу я,- почему?

- Он замечательный человек, Эмма,- вдруг отвечает гигант.-Но его любовь и забота бывают весьма своеобразными.

- Ты подобрал неправильное слово,- ухмыляюсь я.

ОН

Она почти спит, когда я захожу в ванную. Лис сидит на бортике джакузи, контролируя каждое ее движение.

- Выйди, - приказываю я, и этот человек гора беспрекословно подчиняется.

- Меня еще не проверил доктор, зайчонок,- насмешливо говорит зверушка, тяжело поднимаясь из воды. Как Афродита из пены морской. Я впервые вижу ее обнаженной. Организм реагирует, как и положенно. Гребанная сука возбуждает меня, как ни одна из ее предшественниц. И эта ее глупая наглость, заводит еще больше. Маленькой птичке не хватило предыдущего урока. Она еще не знает, что такое настоящии страдания. Когда я займусь ею вплотную, дурашка Китти наконец поймет, что означает слово БОЛЬ, – И вообще, мне больше нравилась компания твоего цепного пса. Он, по крайней мере, мне не так отвратителен.

Я молчу. Тот гнев, что терзал меня, я выплеснул, и теперь мне просто интересно. Она красива, но очень истощена. Ребра выпирают, как у загнанной лошадки. Тяжелая грудь, увенчанная маленькимим розовыми сосками, нереально смотрится на таком тщедушном теле. Кажется, что Китти переломится под ее тяжестью.

Заматываю ее в полотенце, как маленькую девочку. Она дрожит.

- Ты замерзла? - спрашиваю, вдыхая ее аромат, который не перебить парфюмерией. Он пахнет страхом, женскими соками и свежестью. Аромат, которым я никогда не смогу насытиться.

- Мне плохо, зайчонок,- тихо шепчет Эмма. Она бледна. Не лжет, ей и вправду нехорошо. Тело содрогается в спазмах, которые девка пытается сдержать.- Поставь меня на ноги.

Выполняю ее просьбу. Китти бросается к унитазу и падает на колени, сотрясаясь в рвотных судорогах. Полотенце больше не скрывает ее позвоночник, гребнем выпирающий на лишенной мяса спине. Я чувствую, как твердет мой член. Она отвратительна и прекрасна одновременно. Твою мать, эта чертова сука совсем не так действует на меня, и я ее за это начинаю ненавидеть. И этот ее «Зайчонок» пробирает меня до глубины моей черной души.

Эмма отползает от холодного фарфора, вызывая во мне чувство жалости. Чувство, которое мне не ведомо очень давно. Я даже пугаюсь.

- Так холодно,- шепчет она бескровными губами. Срываю с вешалки пушистый халат и накинув на нее, подхватываю на руки легкое, почти невесомое тело моей новой зверушки. Халат необходимая мера. В противном случае, просто боюсь, что не сдержусь и трахну эту тварь прямо сейчас, не взирая на ее состояние. Это будет номер, если Алекс Беркут подхватит срамную болячку от уличной бляди. Эта мысль заставляет меня ухмыльнуться.

- Ты хочешь трахнуть меня? – тихо интересуется Эмма слабым голосом, когда я укладываю ее на кровать, прямо поверх покрывала и укладываюсь рядом.

- Я не трахаю подыхающих животных,- отвечаю я, прижимаясь к моей новой вещи. Она словно изо льда. Руки, ноги – холодны, но тело горит. Чувствую себя снова маленьким мальчиком, проваливаясь в тяжелое, болезненное забытье. Я должен согреть ее, хотя в сейчас ей бы больше пригодилась таблетка Тайленола. Нажимаю на кнопку вызова прислуги, не желая оставлять Китти и на минуту. Едва дожидаюсь пока Лис принесет лекарство. Насильно вливаю его ей в рот, разжав крепко сжатые зубы зверушки, котрая находится в каком- то анабиозе. Дожидаюсь, пока Китти станет лучше, и только тогда проваливаюсь в сон полный боли и кошмаров. В мою прошлую жизнь, из которой никак не могу сбежать.