Рассвет для двоих - Эмили Джордж

— Лучиана? Красавица, я могу войти? Надеюсь, ты еще раздета, хе-хе?

Этой шутке исполнилось уже два года. Чико, в миру Чак Картер, свято чтил уголовный и гражданский кодекс, а потому до совершеннолетия Лу даже отеческой улыбкой улыбался ей только при свидетелях.

— Чак, смени репертуар и заходи. Я одета и готова идти домой, так что у тебя три минуты.

— Ты сегодня была особенно хороша, клянусь мамой!

Чаку Картеру было... неясно, сколько именно. От тридцати - что вряд ли, потому что и восемь лет назад он выглядел так же — до шестидесяти. Залысины были единственной возможностью понять, что у Чака имеется лоб, глазки желто-зеленого цвета немилосердно косили, но не по болезни, а по природной трусости и вороватости, руки непрестанно двигались, то потирая друг дружку, то всплескивая и заламывая пухлые пальчики, а толстые сладострастные губы были украшены - по мнению исключительно самого Чака — черными усами ниточкой. Кошмар! Так мог бы выглядеть самый драный кот с помойки, если бы его превратили в человека.

— Чего тебе, Чак? Мне правда некогда.

— Шутишь? Хотя... Просто ты еще не в курсе. Я принес благую весть!

— Архангел ты наш, прости меня, Господи. Какая весть?

— Тебе назначили свидание.

— Подумаешь, новость.

— Не-ет, все не так! На этот раз я настоятельно рекомендую тебе...

— Чак! Это называется сводничество. За это полагается... я спрошу Билла, сколько за это полагается.

Чак немного увял. Билл Кросби был одноклассником и другом детства Лу и Марго Джонс, а также местным младшим констеблем и заочным студентом-юристом.

— Лу, детка, я никогда бы не позволил себе грязных мыслей, а тем более поступков. Это не банальное свидание, это деловое предложение.

— Какое? У тебя минута.

— Ты не заметила в эркере потрясающего шатена с синими очами?

— Нет. Короче.

— Сходи к окулисту. Его заметили ВСЕ. Костюмчик стоит столько же, сколько мое жалованье за три года, не меньше.

— Полминуты.

— Сейчас ты превратишься в соляной столп и забудешь про автобусы. Он передает тебе визитку и предложение встретиться завтра по одному ОЧЕНЬ ВАЖНОМУ ДЕЛУ, касающемуся твоего будущего.

— Все. До свидания, мистер Картер. Ваше время истекло.

— Ты что, дура?!

Лу возмущенно уставилась на Чака. Раньше он такого себе не позволял.

— Чак, я забуду эти слова, если ты немедленно дашь мне пройти и исчезнешь.

— Детка, прости мою горячность, но я ведь правда переживаю! Если этот тип не импресарио, то я уж и не знаю, как выглядит настоящий импресарио!

— С чего ты взял?

— Он сидит за одним столиком с графом Болтонским, двумя молодыми профессорами университета и одним директором банка. Это раз. Не будут же они абы с кем ужинать? Он выглядит на тыщу, а то и на мильен, это два. Чего здесь делать такому красавцу? Ясно, проездом. Он сидел мрачный как туча, а когда ты запела, развернулся и стал слушать, не отрываясь. Хмурился при этом, разглядывал тебя и что-то писал на салфетке.

— Чико, у тебя потрясающая логика, но понятна она только тебе. НУ И ЧТО?!

— А то, что если б ты ему просто понравилась, он бы прислал тебе цветов, шампанского, вертелся бы, закатывал глаза, целовал бы кончики пальцев — привлекал бы твое внимание. Можешь мне поверить. В женском вопросе я эксперт.

— Независимый. От женщин.

— Не смешно. Так вот, девять к одному, что он хочет предложить тебе контракт. И если ты не дура - да, да, я подчеркиваю это слово! - набитая, то ты согласишься с ним встретиться. Возможно, лет через пять, выходя из лимузина на ковровую дорожку, ты увидишь меня в толпе и вспомнишь, что сделал для тебя бедный старый Чико Картер, но это меня не слишком волнует. Главное — ты сама. Твоя карьера. Поверь моему чутью, тут пахнет фирмой грамзаписи и платиновыми дисками!

Самым разумным и логичным было бы шлепнуть Чико по лысине, попрощаться с девчонками и бежать на автобус, но зерна сомнения прорастают быстрее злаков земных, а любопытство губит не только кошек. Лу закусила губку и с сомнением посмотрела в сторону зала.

— Дай-ка визитку...

Хорошая бумага, золотом выписанные буквы. Альдо Бонавенте. Телефон, факс, адрес - видимо, офиса. На обратной стороне вежливая, четкая фраза - предложение встретиться и обговорить кое-какие вопросы, «могущие иметь для мисс Джонс практический интерес». Лу стремительно — она все делала стремительно — подошла к тяжелой портьере, отделявшей зал от служебных помещений, и осторожно отвела бархатный полог в сторону.

Потенциальный работодатель был сногсшибателен, иначе не скажешь. Косая сажень в плечах, темные каштановые волосы коротко подстрижены. Под густыми темными бровями сапфирами горят синие глаза. Точеные скулы, чуточку излишне массивный нос... Такого на медалях чеканить!

Одет он был вполне под стать внешности. Безупречный темно-синий костюм, белоснежная сорочка, галстук повязан с той нарочитой небрежностью, которая достигается многочасовыми упражнениями.

Пижон, неожиданно расстроилась Лу. Сидит, развалившись, криво ухмыляется и цедит что-то негромкое, а собеседники в рот ему смотрят. Бонавенте... итальянец, надо полагать? Сан-Ремо? Или его бизнес окопался в Англии?

Лу со вздохом повернулась к Чаку, озабоченно покачала головой, увидев настенные часы, и сердито бросила:

— Вот что, скажи ему, что завтра я буду в кафе на площади, часа в два. Да, ровно в два. Я все равно собиралась встретиться с подружкой, загляну и туда. Чем черт не шутит...

— Я знал, что ты умница, Лучиана!

— Я не Лучиана. И я опаздываю на автобус. Пока, Чак. Да, и не вздумай давать ему мой телефон. Это серьезно.

— За кого ты меня принимаешь!

— Вот потому и предупреждаю. Пока, Чико!

Когда она запела, Альдо буквально остолбенел. Ресторанное пение его как-то никогда не прельщало, он его оценивал в основном по принципу «громко и мешает разговаривать — тихо и ненавязчиво». Однако на этот раз случай был особый.

Италия - это страна, где поют все. На каком-нибудь винограднике вы можете услышать хоть Карузо, хоть Шаляпина, при этом босых, загорелых дочерна и занятых тяжелой работой. Видимо, что-то в воздухе...

Альдо засыпал под негромкое мурлыканье старинных колыбельных своей няньки, вместе со всеми пел на праздниках народные песни, посещал с мамой джазовые и классические концерты, знал весь репертуар «Ла Скала», в юности собирал пластинки эстрадных звезд, любил французский шансон - одним словом, в музыке разбирался вполне прилично. Черноволосая девушка на эстраде была совсем молоденькой — лет двадцати с небольшим, — но пела вполне профессионально. А главное - у нее был шарм. Обаяние. Изюминка. Этот низкий, хрипловатый голос с переливами заставлял слушающего реагировать почти... физиологически! Становилось щекотно спине, а в груди разливалось неясное, но очень приятное томление.