Москва, я не люблю Тебя - ТОР РЕГНАРЕК

Это мой любимый журнал, перед первым приездом Марии в мою скромную нору я не убирал кухню, потому что одинокие мужчины кухню убирают, только если они педики и люди с мерзкой душонкой в восьми случаях из девяти, я не убрал комнату, в которой валялись книги везде – на подоконнике, на полу, на кресле, на столе, на ноуте, но поскольку я все же очень хотел секса с Машей, я сделал только один акт уборки – выкинул из сортира пятилетнюю подборку «Каравана Историй», потому что я знал – эта стильная, ухоженная, сексуальная леди не читает в сортире «Караван Историй», на худой конец только «Идеи Богатого Дома».

Этот номер я знал наизусть – про Елену Сергеевну, Булгакова, Фадеева, Макса Фадеева и Линду Маккартни и Фрунзика Мкртчана, опять армяне, подумал я.

Я открыл рекламную страницу, которая гласила: «Коньяк «Командирский» – собери волю в кулак». Коньяк оказался командирским с первых глотков, мы, лейтенанты запаса, собрали волю в кулак, а с последующими в кулачок. Все же права любимая, в туризме зарабатывают на допуслугах.

– А теперь пойдемте в нехорошую квартиру, – сказал высокий голос.

Анатомша после 150 оживилась: – Пойдем сходим в хорошую квартиру. – Я не стал ее разубеждать.

Она вновь меня поцеловала:

– Ты знаешь, так долго и бестолково я ждала секса только один раз, когда вылет задерживали из Лиссабона, мне так понравился один молодой мулатик, тебе, кстати, сколько лет?

– 27.

– Тебя не смущает, что мне 46, я только на одни глаза трачу, – и она провела над бровями, – по пятьсот евро в месяц на мезотерапию, ты думаешь, выглядеть на 30 лет дешевое удовольствие? – И она подмигнула мне.

– Не думал, что патологоанатомы так зарабатывают, может, мне переучиться на патанатома, я даже один ваш диагноз знаю – патологоанатомически здоров.

– Будь здоров, для этого надо жениться на первом советском миллионере и дождаться его убийства бизнес-партнерами, давай еще по сто!

На этот раз мы выпили залпом!

– У меня заиграли в голове «цеппелины»! Это к добру.

– Я тоже люблю Роберта Планта, он же из «Дип Перпл».

– Неважно, пошли на флэт.

Мы бегом по дождю догоняли нашу группу, подъезд был разрисован, но без вдохновения, пэтэушники в моем совхозе разрисовывали туалеты более творчески, видимо, Собянин дал подряд на сайте госзакупок с техническим заданием, нанесение предметов эклектической стилистики в подъезде, посвященном творчеству советского писателя Булгакова М.А. на фоне побед первых пятилеток, и электрификации всей страны, и мудрого руководства талантливого менеджера Сталина И.В., с помощью маркеров, а победил, как всегда, чей-то бесталанный племянник.

Долгая лестница, люди шли навстречу и вверх, как же мне нравится идти за ней, как же это круто – идти за красивой женщиной в развевающемся коротком наряде по ступеням, так можно не до бездны, до неба дойти, как барон Мюнхгаузен в фильме, только не ради понта, как Янковский – лишний человек Мюнхгаузен, а осмысленно, ведь зачем люди телепаются и кидают понты, с биологической точки зрения целесообразно только одно – создание и выращивание потомства, а все эти танцы с бубнами, весь этот секс только ради этого, для создания бесконечного числа комбинаций ДНК и РНК, и чем больше будет холостых заходов, тем больше чисто математически вероятность появления потомства, вот и все нехитрые Биологические Науки за любой год.

Восхитительные ноги, переходящие в восхитительные бедра и восхитительный зад, перешли на плато ко входу в квартиру №50, поднимаясь по последним ступеням. Взгляд с бедер переходил на жопу, с жопы на спину, со спины на плечи, но руки все равно потянулись к жопе, и я решил, что я ее чпокну, потом у входа сидела тетечка, и стоял экскурсгоровод, тетечка, обращаясь к гороводу:

– Вы только своих пропускайте, вы их помните?

– Я этих не забуду, – сказал он своим повышенным тихим голосом.

– А квартиру осматривайте сами, – напоследок огласил он своими высокими частотами.

Я держался за ее жопу, люди прошли навстречу, огромный котобегемот черного цвета стоял как сфинкс, стояк был качественным, коридор был достаточно длинным и пустым, слева была какая-то непонятная дверь, я затолкал ее туда, прикрыл дверь, было темно, на ощупь надел презик, она целовала мои губы, я поставил ее на какое-то корыто и вошел стоя спереди, не снимая ее трусиков, ничего не ощутил и начал толчки снизу вверх, сильно согнув ноги, я ходил туда и сюда и ничего не ощущал, но решил форсировать события, начал задыхаться, она кусала мое ухо, шепча, да, да, мне хорошо, я поверил ей, работая еще интенсивнее. Если бы хоть что-нибудь кроме резинки обнимало мой член, я бы кончил, но история «карандаш в стакане» не знает сослагательного наклонения, я начал толчки интенсивнее, уже поняв, что женщины не зря добились равенства прав, и мужчина тоже имеет право на симуляцию оргазма, мне уже не хватало воздуха, и я поставил многоточие вместо точки.

– Это восхитительно, – шепнул ей на ушко.

Анатомша делала вид, что она на прослушивании у Нирваны.

– Сначала я выйду, потом ты.

Она молчала в своем неглубоком внутреннем мире.

Я вышел, бабушка на входе сидела лицом к двери, в которой нарисовались очертания Марии, я буквально рванул ей навстречу, эксгоровода не было.

– Любимая, я так рад! Я знал, что ты меня заберешь, ведь надо выписываться из гостиницы, 11.57, поехали!

– Милый, а ты не сможешь съездить на моей машине сам?

Я поцеловал ее.

– Засранец, я так и знала, нализался. Телефон свой хоть не давал?

– Милая, у меня же принципы, пошли скорей, лучше потом вернемся и не будем осматривать все походя.

– Расскажешь, как ты тут развлекался, интересный музей?

При этом я обнимал ее за талию и незаметно подталкивал по ступеням вниз, талия была родной, она успела переодеться, французская блузка была расстегнута, показывая ее грудки в красивом французском бюстгальтере.

– Музей интересный, но твои сисечки интереснее.

– Ты всегда так говоришь! Ну как, ты проникся творческой атмосферой, как тебе кабинет Булгакова?

– Проникся, кабинет так себе.

– А там внизу какой-то автобус, который зазывала называет трамваем.

– Да я покатался на нем, Гребенщикова видел.

– Что еще увидел?

– Больше ничего.

– Милый, ну ты мне ничего не рассказываешь, будто не хочешь мне рассказывать.

– Гребенщикова мало?

–Да ты как напьешься, тебе вечно кто-то мерещится, я уже начинаю думать, что Ян Андерсен – это твоя выдумка. Вот у нас Дапкунайте иногда приезжает гостить со своим по-настоящему, в отличие от тебя, прекрасным юношей, он постоянно ей что-то шепчет на ушко, и она смеется.

– Может, они