По ее следам - Т. Р. Ричмонд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Через некоторое время я спустилась на кухню; мама как раз загружала тарелки в посудомоечную машину. Я намазала маслом тост.
– Как ты, уже лучше? Если хочешь, можем пойти прогуляться. Свежий воздух хорошо помогает при похмелье.
Я вяло жевала свой бутерброд. Хлеб был безвкусный, но к горлу сразу поднялась тошнота.
– Алиса, то, что ты сказала… Ты ведь не всерьез?
Я плохо помнила, что успела наговорить. Несколько часов назад у меня внутри лихо крутился сложный механизм, заставлявший произносить жестокие слова и совершать бессмысленные поступки, и теперь я чувствовала себя отвратительно. Виной тому было не только похмелье: мутная волна подымалась и в желудке, и на душе. Я тронула маму за рукав выцветшего розового халатика (папа подарил этот халат ей на день рождения, а я помогла ему выбрать – точнее, выбрала подарок за него). Мне стало стыдно.
Я крепко обняла ее и тихонько расплакалась.
– Тише, тише, моя милая! – Мама погладила меня по спине. – Выпусти пар. Ничего страшного не случилось. Дети вырастают, родителям приходится их отпускать. Когда-нибудь ты меня поймешь. – Я сморщила нос. – Не волнуйся, это будет еще не скоро! – продолжила она. – У тебя впереди целая жизнь. Сначала надо окончить университет. Только представь себе, мои малыши уезжают учиться!
Робби поступил в Дарем и теперь редко приезжает домой. Это лето он провел в Австралии, везучий паразит. Постоянно присылает мне пляжные фотографии и ехидные сообщения: «Как ты там в Корби, неудачница?»
Робстер наслушался историй про наши пьянки и теперь думает, будто я целыми днями бездельничаю, хотя пьянки – это лишь сотая (ладно, ладно, десятая!) доля того, что происходит в моей жизни. Есть еще бег по утрам, горы домашних заданий, волонтерство в ночлежке для бездомных, плюс целых две работы разом – мне, конечно, далеко до Стеллы Римингтон и Аниты Роддик, но я подрабатывала официанткой в бистро и параллельно дежурила в досуговом центре.
– Извини, что нагрубила. Я вела себя как последняя дура.
– Милая, ты мамина дочка…
Потом мы немного посидели в Интернете. Заглянули на сайт Национального союза студентов и на разные университетские сайты – надо было проверить, что нужно захватить с собой (с каждым днем список становится все длиннее!). Потом рассматривали фотографии, на которых студентки играли в хоккей, или бродили парами среди кирпичных зданий, прижимая к себе стопки учебников, или подбрасывали в воздух квадратные шапочки. Казалось, все это не по-настоящему. Скоро я тоже уеду.
– У тебя все получится, вот увидишь, – сказала мама, угадав мои мысли. – У тебя все будет хорошо.
«Может, это и есть ностальгия», – подумала я, сидя за столом на кухне. Журчание посудомоечной машинки, пол, пахнущий сосновой смолой, пощелкивание бойлера. Может, именно эти мелочи я и буду вспоминать вдали от дома, скучать по ним. Мистер Пес уткнулся носом мне в колени. Похоже, даже он знает о моем предстоящем отъезде.
– А как ты себя чувствуешь, когда пьешь? – спросила мама.
Я чуть не сказала, что, мол, ужасно, но потом вспомнила прошлую ночь. Играли «The Peppers», кто-то из парней взобрался на стол и принялся танцевать, а я залпом опрокинула бокал пунша, подхватила кусочек ананаса с тарелки и подумала: «Эх, если бы так можно было прожить всю жизнь!»
– Наверное, мне становится легче. Я меняюсь, забываю об обычной Алисе.
– Солнышко, это все лишь алкоголь. Все твои чувства, вызванные джином, исчезнут вместе с похмельем!
– Фу, джин! Терпеть не могу.
– Хотела бы я с тобой согласиться, – ответила мама с легкой улыбкой. – Реальность настигает тебя потом, на следующее утро. Сожаления, стыд, наша ссора – вот что самое страшное. Но мы-то с тобой всегда сумеем помириться, всегда, как бы ни ссорились.
Она гладила меня по голове, перебирала прядки, будто я совсем маленькая.
– Ты у меня красавица, – сказала мама.
– Ненавижу с тобой ссориться, – ответила я.
– И я.
– Ты самая лучшая мама из всех, что у меня есть! – Я рассмеялась и вытерла сопли.
– А ты лучшая дочка из всех, что у меня есть!
* * *
Письмо, отправленное профессором Джереми Куком, 7 февраля 2012 г.
Здравствуй, Ларри!
Два письма за два дня – это своеобразный рекорд, особенно в отношении нашей недавней переписки.
Страшно подумать, но смерть пробуждает в людях самые низменные инстинкты. Студенты набросились на новости об Алисе, как голодная саранча, хотя никто из них не был знаком с ней лично. Можешь представить, какие сплетни бродят по кампусу – теперь это главная тема для разговоров, про глобальное потепление все забыли. Студенты не выпускают из рук телефоны, ноутбуки и айпады, постоянно обмениваются теориями. Мотают головами, радостно поддакивают друг другу и обсуждают, обсуждают ее повсюду: в столовой и в аудиториях, в коридорах и в холле у самого входа, стряхивая снег с ботинок, сплетничают, собравшись группками прямо в патио под окнами моего кабинета. Ну вот, я опять говорю «патио» – привычка пускать пыль в глаза, которую я так тщательно вырабатывал, погружаясь в аристократическое притворство старейших университетов. А на деле это обычная бетонная площадка, по которой студенты расхаживают без особой цели – отличная метафора всей их будущей жизни.
В понедельник я сбежал из профессорской в кабинет, сказавшись больным (какая ирония) и уклонившись от собственных лекций. Стал искать новости про Алису. В Интернете много женщин по имени Алиса Сэлмон, однако нужное лицо попалось мне быстро – в социальных сетях только о ней и говорили. Кто сказал, что старики не способны освоить компьютер, а, Ларри? Теперь я знаю, как в наши дни разносятся новости: бесконечная, абсурдная игра в испорченный телефон. Сплетни, обрывки разговоров, реплики, случайно подслушанные в середине неразгаданного кроссворда. И какую же чушь про нее писали! Алиса вовсе не была энергичной блондинкой, борцом за права женщин или акулой пера с Флит-стрит. Плоские, примитивные характеристики! Ее называли бесшабашной, безупречной, легкомысленной, невезучей, глупой, спортивной, толстой, сногсшибательной, лучшей женщиной на всем белом свете.
– Да нет же! – пробормотал я себе под нос. – Все не так! Прекратите немедленно!
Может, нынешняя молодежь не умеет по-другому выражать свое горе? Тот психиатр, с которым я общался много лет назад (может, ты помнишь эту историю: я отправился к нему сразу после того, как расстался с матерью Алисы), частенько повторял, что боль всегда ищет выход.
Я прочитал все, что смог про нее найти. «Типерь ты на нибесах», – написал кто-то в сети «Фейсбук», и мне стало грустно. Даже соболезнования с орфографическими ошибками, черт бы их побрал. Я скопировал всю найденную информацию в файл на рабочем столе и почувствовал неожиданный прилив спокойствия. Наконец-то. Теперь со мной была хотя бы частичка Алисы. Удивительно, как много удалось найти за считаные минуты. А если зарыться глубже? Хочется верить, что мы все представляем собой нечто большее, чем простую сумму привычек и интересов. Даже я. Старый профессор шестидесяти четырех лет, так и не нашедший себе места в жизни.