Сердце Ангела - Анхель де Куатьэ

— Я читал не отрываясь! — буквально прокричал я Андрею при встрече. — Она изменила меня! Это именно то, что мне нужно было прочесть! Это великая книга!

Андрей рассмеялся — весело, добродушно, легко.

— Ну что ж, дело сделано, — сказал он. — Книга нашла своего Читателя. Я счастлив.

Благодаря этой книге я открыл для себя целый мир. Мир внутри меня самого. Мир, в котором началось мое путешествие духа, мои превращения, моя собственная одиссея... Ведь каждый из нас должен пройти этот круг — встретиться с собой и покинуть себя, и снова встретиться, снова найти, но по-другому. Совсем. Через другого, через его сердце.

«...Для того чтобы тебя выбрали, прежде всего ты должен сам себя выбрать...»

Я писал свои книги, вдохновленный Книгой Андрея. Я писал их так, чтобы их прочли многие. Я писал их так, чтобы вы захотели прочесть его Книгу. Я хотел вашей радости. В этом мое желание, моя страсть, мой эгоизм. И теперь наша одиссея подходит к концу... Седьмая печать. Сердце Ангела.

Иван да Марья.

Они познакомились,

когда ей было семнадцать,

а ему — двадцать.

Сейчас ей девятнадцать,

а ему, соответственно, двадцать два.

Какие-то два с небольшим года,

которые кажутся им теперь вечностью.

Столетием как минимум.

Они и сами чувствуют себя стариками.

Любовь вспыхивает, живет, а затем...

А затем прежние влюбленные

начинают искать поводы для расставания.

Неспособные любить, они ищут

способ разочароваться друг в друге.

Вместо того чтобы говорить

от сердца к сердцу,

о главном — о любви,

они ищут поводы ненавидеть.

— Нет, ты не понимаешь. Ты опять меня не понимаешь! — Иван обхватил руками голову. — Я тебя люблю, Марья! Люблю! Но больше так продолжаться не может! Это невыносимо! Невыносимо!

Марьяна сидела на краешке кресла и не сводила с Ивана печальных глаз. Уже больше часа она обреченно наблюдала за тем, как он в исступлении мерит широкими шагами ее крохотную комнатку. Два шага туда, два обратно. Туда. Обратно.

Вообще это странная закономерность... Люди куда больше, куда настойчивее говорят о любви, о том, что они любят, когда любви становится все меньше и меньше. Словно пытаются загипнотизировать себя — «я люблю, люблю, люблю...»

Марьяна смотрела на Ивана и думала: «Он говорит, что любит меня, но это неправда. Если бы любил, то все было бы по-другому. Но в каждом его слове — "я", "я" и еще раз "я". А меня словно бы не существует. Словно я пустое место. Словно бы меня нет».

— Маруся, неужели тебе это безразлично?! — сокрушался Иван. — Почему ты совсем не ценишь моего чувства?! Неужели ты не понимаешь, что я могу тебя разлюбить?! Понимаешь?! Просто разлюбить! Ты меня потеряешь!

Иван рывком опустился на корточки напротив Марьяны и приблизился к ее лицу. Он не хотел ей этого говорить, но это была правда. Он буквально физически ощущал, как его чувство к ней, его отношение к Марусеньке, Марусе, Марьяне, Марье, Маре — капля за каплей — покидает его душу.

Конечно, было бы правильно не говорить ей этого. Потому что получается какой-то шантаж. Но... Неужели ей действительно абсолютно все равно? Неужели ей действительно наплевать — будут они вместе или нет? Разлюбила?.. Его? Как это гнусно. Глупая, глупая дура!

Марьяна смотрела на него и не могла понять собственных чувств. Что она к нему испытывает? Раньше Иван казался ей очень красивым. Очень. Эти тонкие, но вместе с тем мужественные черты лица. Этот высокий лоб, ямочка на подбородке. Широкие плечи, осанка. Да, он и сейчас кажется ей красивым.

Но он стал совершенно чужим. Красивая, но не родная вещь. Она ему не верит, не доверяет. Она его не любит...

— А ты глядишь на меня злыми глазами, — прошептал Иван, пристально глядя Марьяне в лицо. — И думаешь, что я кругом не прав, что я тебя не люблю.

— Я думаю другое, — тихо ответила Марьяна, опустила глаза и посмотрела куда-то в сторону, без всякой цели, только бы его не видеть.

— Другое?! — лицо Ивана искривилось в злой, высокомерной, пренебрежительной улыбке. — Могу себе представить! Ты меня ненавидишь, да?! Ты думаешь — я предатель, что я подлец, да?! «Другое думает»! Могу себе представить!

— Не кричи, — оборвала его Марьяна.

— «Не кричи»! — едко передразнил ее Иван. — «Не кричи»! А я и не кричу, Мара! Я просто хочу до тебя докричаться, понимаешь?! Докричаться до тебя!

Последнюю фразу Иван проскандировал, словно Марьяна была глухая.

— Ты определись сначала — кричишь или не кричишь, а потом уже говори, — выпалила она, вскочила с места и, чтобы спрятаться от его глаз, подошла к окну и уставилась на улицу.

Город. Огромный город. Насколько хватает глаз — заснеженные дома, новостройки.

Там, далеко внизу, под ногами — машины, люди, сугробы, голые деревья. Все это механически движется, но во всем этом нет и толики жизни. Холод.

Марьяна чувствовала, как ее будто щупальцами огромного спрута обволакивает холодное промозглое одиночество. Словно одевает в свой мертвецкий саван. Она и не жила еще, а жизнь уже кончилась. Может, она и не любила никогда Ивана? Может, не любила, а просто приняла это за любовь? А может, она и не способна к любви?.. Но как тогда жить? Как?!

Сухая судорога плача стала подниматься откуда-то из живота. Отвратительное, ужасное чувство — ты хочешь разрыдаться, расплакаться, даже задохнуться в рыданиях. Но ничего не получается. Ничего! Они встают саднящим комом между животом и горлом и душат, душат, душат...

— Какая же ты холодная, бездушная, — шептал Иван, провожая ее взглядом. — Тебе совершенно наплевать на нас, на наши отношения. Неужели ты сама этого не понимаешь?! Господи, неужели я тебя любил когда-то...

«Он относится ко мне как к юродивой, — эта мысль буквально обожгла Марьяну. — Словно бы я какое-то ничтожество! Как он может так говорить обо мне? На что он рассчитывает? Он думает, что сейчас он оскорбит меня, а я брошусь ему в ноги и буду молить о прощении? Но этого не будет никогда. Я люблю его, но... Я не буду унижаться».

— Не хочу разговаривать с тобой в таком тоне, — тихо, но четко сказала Марьяна.

— Марусь, а в каком тоне с тобой разговаривать? — Иван сделал вид, что ему смешно до сарказма, что он недоумевает. — В каком?!

«Как он ужасно говорит! — Марьяна сглотнула слезы. — Ужасно!»

— Подойдет любой другой тон, — сухо ответила она.