Большие страсти маленького театра - Никита Дерябин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Ну да, я бы от пятнадцати миллионов долларов тоже выглядел бы сногсшибательно».
Кроме того, в театре были несколько актрис массовки Саша, Вика и Маша, двое работников монтажного цеха, названные просто Евгенич и Петрович, Людочка – секретарша Нервякова, его помреж Валера, две молодые актрисы, среди которых была известная мне Анечка Федотова – любовница деда Жлобова, а вторую звали Алина, оператор Гоша, пара костюмеров Аяла и Асема, гримеры Роксана и Настя, звукорежиссер Паша и одна заслуженная артистка Генриетта Робертовна (последнее меня крайне удивило, ибо с такими регалиями в таких театрах редко служат), но о них данных было крайне мало, кроме семейного положения и образования. В целом картинка складывалась удручающая, в том плане, что я чувствовал себя как в сказке про Иванушку-дурачка:
– Иди туда – не знаю куда, принеси то – не знаю что. Ну, Жлобов, скотина. – От злости сжав крепче дипломат с документами и вещевую сумку, я поймал такси на привокзальной площади и, закинув вещи на заднее сиденье, сел рядом с таксистом. Благо мужик попался молчаливый, он лишь кивнул, услышав место назначения, и, закурив папиросу, дал по газам.
Думаю, всем неимоверно интересно, как же выглядел этот самый Угорск, о котором так много говорил Жлобов и который всем сердцем ненавидел я, еще даже не попав в его просторы. Город представлял собой поселок городского типа, со всех сторон окруженный горами. Судя по его расположению, раньше здесь превалировала горнодобывающая промышленность, однако заводы встали, денег не было, и Угорск превратился в свою призрачную копию, тоскуя по временам былого величия. Сам город был крайне маленьким, и, миновав большое кольцо частных секторов, мы въехали на его маленькие улочки. Серые невысокие дома, редкие магазинчики и очень вялое движение создавало впечатление, что архитектурно город застрял в эпохе сладкой мечты о перестройке, но последняя его почему-то не коснулась.
Удивляли и люди, они никуда не торопились, все было крайне размеренно, а на их лицах отпечаталась обыденность такая, словно все они жили в замкнутом круге, где каждый день повторяет предыдущий. Мы проехали несколько центральных улиц и маленькую площадь, на которой дедушка Ленин все еще пытался указать горожанам правильное направление жизни, не понимая, что стоит здесь напрасно и всем уже давно понятно, что они свернули не туда.
Между тем мы уже выехали на автостраду и двинулись в сторону выезда из города. Моему удивлению не было предела, когда оказалось, что театр находится не в центре города и даже не на его окраине, а ближе к выезду из Угорска. Едва не вернувшись в частные сектора, водитель сбавил газ и резко вывернул руль налево, проехав указатель «Ельцинское шоссе». Мы выехали к небольшой парковой зоне и остановились у видавшего виды темно- желтого четырехэтажного здания.
– Приехали, сынок. Пятьсот, – прохрипел извозчик. Я расплатился. И, забрав вещи с заднего сиденья, вышел на мощенную крупной плиткой небольшую площадь близ театра. Как мне сначала показалось, вокруг стояла гробовая тишина, не шумел даже ветер в кронах кругом стоявших тополей.
«Какой идиот додумался построить театр в такой глуши? Как люди вообще сюда добираются?» – задумался я, оглядываясь в поисках хоть какой-нибудь инфраструктуры близ здания. Неподалеку, в километре от храма Мельпомены, высилось жилое десятиэтажное здание, словно бы прорастая из густой зелени лесопаркового массива, небольшой вино- водочный магазинчик с покатой крышей и автопарковка справа от главного входа – все, что бросилось мне в глаза при подробном изучении местности.
И тут, словно бы в доказательство того, что живые люди тут все-таки присутствуют, я услышал неистовые крики, доносящиеся в нескольких метрах от меня. Прислушавшись, я понял, что звуки эти рождаются с другой стороны здания. Любопытство взяло вверх, и я двинулся по мощеной площади, огибая театр с правой стороны. Обойдя здание, я вышел на небольшой задний дворик, огороженный забором, тут-то и происходило действо, которое требует подробного описания.
Задняя часть здания представляла собой сплошной фасад с множеством окон, и одним-единственным балкончиком на третьем этаже, краска на стенах облупилась практически во всех местах и нетерпеливо вздулась, словно бы требуя капитального ремонта. Испещренное сетью трещин здание вот-вот могло обрушиться и имело на это полное право, ведь ремонт, судя по всему, тут делался последний раз лет сорок назад. Но плачевный вид здания не мог перекрыть не менее плачевной картины происходящего близ его стен. На балконе с петлей от бельевой веревки на шее стоял упитанный мужчина преклонных лет и что-то кричал собравшейся внизу толпе. Народу было не то чтобы много, но многих из них я уже словно бы знал в лицо. То были все сотрудники угорского драмтеатра в полном составе.
– Альберт, слезай оттуда! Прекрати эти выходки! Зачем опять пугаешь народ?! – прокричала сурового вида женщина в темно-красном пальто, голос ее громок и зычен, и я безошибочно определил ее хозяйку – заслуженную артистку Генриетту Робертовну. Мужчина поднялся на маленький карниз, решительно выкрикнул в толпу что-то неразборчиво бранное и послал всех в пешее эротическое путешествие далеко и надолго.
– Альберт Феликсович, я вас умоляю, слезайте! Ну хватит уже, это делу не поможет, вы же сами знаете, я вас прошу! – пронзительный голос маленькой белокурой девушки в деловом костюме прорезал молебные голоса всех остальных.
Альберт замотал головой и начал прогуливаться по карнизу, показывая серьезность своих намерений, девушка вскрикнула и закрыла лицо руками. В этой же самой толпе стояли двое крепких молодых архаровцев, один был в военно-камуфляжной форме, другой – в потертых джинсах, дырявой майке-алкоголичке и серой кофте. Они под руководством невысокого худенького мужчины натягивали широкий плед прямо под балконом.
– Если ты сейчас же не слезешь, я сама тебя оттуда скину! Слезай старый идиот! Чего сопли распустил? – прокричала Генриетта, решительно двигаясь в сторону пожарной лестницы.
– Не подходите! Не подходите! Иначе, клянусь Мейерхольдом, я прыгну, моя смерть будет на вашей совести! Пусть эти идиоты из Минкульта знают, что довели меня до ручки! – Отчаянный голос мужчины смешался с хрипом – веревка явно давила ему на шею, отчего он не мог нормально говорить. Я стоял чуть поодаль всего этого бедлама и наблюдал за происходящим, осознавая, что меня сковывает страх, в то время как тысячи мыслей роились в моей голове одновременно, и тут решение пришло самой собой.
Благодарный тысячекратно своей преподавательнице по сценической речи в институте я собрал всю волю в кулак, напряг диафрагму и громко прокричал:
– Всем оставаться на местах, никому не двигаться! – Все резко обернулись ко мне и замерли, оценивая меня с ног до головы, мужчины опустили руки с натянутым пледом, их худощавый руководитель, приспустил солнцезащитные очки. Я поднял голову на Альберта. – Идиоты из Минкульта уже здесь! Мое имя Андрей Глебович Штольц, я главный режиссер Санкт-Петербургского драматического театра имени К. С. Станиславского. – В моей руке золотыми буквами блеснула корочка члена Союза театральных деятелей России, а глаза всех присутствующих приняли форму пятирублевой монеты. – Заканчивайте представление, господин Нервяков, меня прислали к вам с интересным предложением по поводу привлечения ваших артистов к участию во всероссийском кастинге на роли в новом спектакле, мы могли бы