30 дней моей мести - Ирина Муравская

― Дрянь, только попробуй! ― ого, Кометов умеет не только петь, но и рычать.

― Попробую. Ещё как попробую. Если захочу.

― Я тебя убью!

― Не убьёшь, ― вполне серьёзно покачала головой Матвеева, нажимая «стоп». Достаточно непотребства. Всё, что нужно она сняла. ― Ты ничего мне не сделаешь. А знаешь почему? Потому что мы с тобой договоримся.

Шантаж. Как банально.

― Сколько?

― Ой, да подавись своими деньгами, ― скривились в ответ, возвращая на место сползшее платье. ― Не всё в этом мире покупается.

― Тогда чего ты хочешь?

― Ничего. Всё, что нужно, я уже получила. Давай так: я оставляю компромат у себя, буду периодически любоваться им и гордиться собой, но больше никто никогда его не увидит, а ты взамен просто забываешь моё лицо и этот вечер. Это будет несложно. Забыл один раз, забудешь и второй.

― Забы… ― до Кирилла с запозданием дошло. ― Так мы уже встречались? А это всё, что, вендетта за уязвлённое женское самолюбие?

― Она самая. И заметь, ты унизил меня прилюдно. Я делаю это тет-а-тет, щадя твой имидж.

― Унизил? Да кто ты такая?

― Это уже неважно. Так что, по рукам? А, не. Ручки же у тебя заняты. Тогда по ногам?

― Что ты делаешь? ― забавно, но Кирилл не стеснялся. Не пытался прикрыть достоинство, свернувшись в позе эмбриона. Ни сейчас, ни пока его снимали. Уже даже не психовал. Вместо этого он лежал раскинув ноги и взглядом хищника наблюдал, как Ульяна собирала с пола его вещи.

― Страховка, ― высокое окно распахнули настежь, и дорогие шмотки безжалостно выбросили на улицу. Попутно со второй ноги стянули уже ненужный чулок. ― Это тебе. На память, ― Матвеева бросила его на прикроватную тумбу. ― Я скажу на рецепшене, чтоб они зашли к тебе минут через пятнадцать. Я же не садистка. Мне не надо, чтобы ты тут помер от голода. Ну всё, солнышко. Чмоки-чмоки. Не скучай. Это было прекрасно, ты не обманул, ― подхватив туфли и клатч, она, довольная собой, выскочила из номера, на ходу заказывая такси.

Её так и распирало моральное удовлетворение. Вечер удался на славу. Теперь хотелось поскорее приехать домой, смыть с себя весь этот клоунский маскарад и на часочек утонуть в тёплой ванне, мысленно раскладывая по полочкам памяти самые приятные моменты сегодняшнего триумфа.

К сожалению, эйфория долго не продлилась. Чем больше подходило дней, тем сильнее Ульяна начинала сомневаться в правильности своего поступка. В смысле… Кирилл не тот типаж, который просто так проглотил бы подобное унижение. Скорее всего, будут последствия. Прямо наверняка будут…

Может, стоило забить на обиды и просто получить удовольствие? А то ведь, в конечном итоге, она осталась ни с чем. Толку от её выходки? Какой выхлоп? Разве что краткосрочное ликование. Прошлого всё равно изменить нельзя, да и неприятные воспоминания не сотрёшь. Ничего не изменилось, а ей еще и накрылся нормальный человеческий секс.

Именно об этом Матвеева размышляла пару дней спустя после вечеринки, стоя у плиты и пританцовывая с лопаткой в руке. На плите жарился завтрак. Кристина должна была вот-вот вернуться из женской консультации. Злая и голодная. Злая на то, что врачи опять поставят ей перебор в весе и голодная потому что на последних неделях беременности, как оказалось, откуда-то берётся дикий жор.

Дверной звонок громкой трелью разнёсся на всю утробу скромной, но уютной двухкомнатной квартиры сталинского образца, где они жили втроём: она, подруга на сносях и её муж. Со стороны подобная шведская семья смотрелась странно, но, на удивление, они крайне гармонично вот так уживались. Настолько, что Кристина строго-настрого запретила Ульяне съезжать в ближайшие пару лет, потому что «ей будет нужна няня, а на платную денег нет».

Пока Матвеева облизывала испачканные тестом от панкейков пальцы, в дверь позвонили повторно. На этот раз требовательней. Походу Селезнёва опять потеряла ключи. За последние месяцы это будет уже третий раз. Открытие года: беременность напрямую влияет на прогрессирующий склероз.

― Чё, дырявая башка, снова утопила в унитазе… ― распахивая входную дверь начала было она, но осеклась.

На пороге стоял Кирилл Кометов. Собственной персоной.

Ульяна ошарашено хлопала глазами, разглядывая нежданного гостя. Она стояла такая забавная: с полотенчиком на плече, с лопаткой в руке, в домашних шортах, немного выцветшей от частых стирок футболке и встрёпанная после сна. Совсем не та роковая красотка, что была на светской тусовке. А вот Кирилл излучал самоуверенность того уровня, что любые счётчики, окажись рядом, начинали трещать от перебоев.

― Неловкое молчание было бы уместно, если бы мы всё же переспали, ― заметил он, с ног до головы оценивая ту, что умудрилась его облапошить. ― Чего любуешься? Удивлена? Найти твой адрес не составило труда. Где телефон?

Из Матвеевой вырвалось нечто среднее между «пф-ф» и «м-м-м».

― Ходишь по домам и отжимаешь мобилки у девушек? ― насмешливо поинтересовалась она. ― Совсем туго с гонорарами? Кх… ― гортанный вскрик оповестил о том, что её схватили за горло и пригвоздили к стене.

― Слушай сюда, пигалица, ― злобно прошипел сквозь стиснутые зубы склонившийся над ней Кометов, одаривая табачным шлейфом. ― Неужели правда думала, что тебе сойдёт с рук твоя дебильная выходка? Скажи спасибо, что я пришёл один.

― Как я тебе чё-то скажу, если ты меня душишь? ― огрызнулись в ответ. Было не столько больно, сколько оскорбительно. Матвеева не любила применения грубой силы в свою сторону.

― Где телефон?!

― В магазине сотовой связи.

― Ох, не вынуждай меня, соплячка, ― сузившиеся зрачки Кометова опасно блеснули. Он так сильно впивался пальцами ей в шею, что к обеду обещались проступить синяки. ― Я сейчас тебя тр*хну прямо тут и тоже сниму это на видео. Ты же у нас так любишь это.

― Обещаешь? ― ехидство сочилось из Ульяны непроизвольно. Как защитная реакция.

― Нарываешься, да?

― А ты так и не понял, за что я тебя так, да?

Риторический вопрос. Она видела по его лицу и пульсирующему на нём желваку, что нет. Он её не вспомнил.

― А должен был? Ты у нас какая-то особенная? Знаешь, сколько таких, как ты у меня было?

― Такой, как я точно не было. Или тебя каждый день связывают? ― Матвееву красноречиво впечатали в стену затылком. ― Ай. Больно же, полудурок.

― Я раньше не бил женщин, но с тобой у меня прямо руки чешутся. Где телефон?!