Третье февраля - Макс Костяев

здесь. Раз я так похож на ее отца, возможно, вы и я смогли бы как-то утешить ее, пока не станет легче. Она ходит в школу?

— Да, но в последнее время учеба дается нелегко. Девочки в классе не заговаривают с ней, мальчики вовсе не обращают внимания.

В глубине квартиры послышались шажки.

— Но не будем об этом при ней, — сказала Таня.

— Да, пять рублей за комнату в вашей прекрасной квартире вас устроит?

— Пожалуй, если вы сможете осчастливить мою девочку, комнатку мне придется сдавать вам бесплатно.

— Нет, так не пойдет. Впрочем, и я не специализированный врач, чтобы заниматься такого рода занятиями.

Девушка чуть улыбнулась.

— Только не думайте, что все же сможете стать отцом и, право, не говорите об этом Соне. Она вам поверит, я знаю. Не губите ребенка, не давайте ей пустую надежду.

IV

Комнатка представляла собой уютное помещение с маленькой односпальной кроватью, бурым сервантом напротив, шкафчиком с резными ручками и выщербленными на дверцах изображениями святых. Окно располагалось диаметрально двери, так, чтобы комнатку было легче проветривать от застоявшихся запахов других жильцов (если они когда-то здесь бывали). На подоконнике, радуясь блеклому дневному свету, чинно восседал цветок неизвестного мне происхождения. В целом комнатка мне чем-то напоминала кабинет отца, в котором он в буквальном смысле жил и работал еще до войны. Единственное, чего здесь для меня лично не хватало, — это столика, за которым можно было бы заняться какой-либо писательской деятельностью. За чудо-комнатку я платил пять рублей в месяц.

Совсем забыл сказать, дорогой читатель. В Москву я приехал поступать на филологический факультет и в дальнейшем устроиться на ставку учителя, дабы преподавать все те знания, которые я получил и которые еще должен получить. Лидия Федоровна (для тех, кто забыл, — моя бабушка) с детства подготавливала меня к этой роли. Она говорила, что пойти работать в колхоз всегда успеешь, а если «приловчиться жить за счет ума, то это будет не что иное, как высшее достижение для человека, ведь в руках изначально есть сила, в то время как в голове без должных знаний царит одна пустота, и жить с ней всю жизнь или начать питать мозг силой и заполнять оную пустоту — выбор каждого». Немного ранимый тогда, в детстве, и все еще мечтательный сейчас, я не мог упрямиться преподавателю и последовал по ее стопам.

Соня, кстати, и вправду приболела. У девочки осип голос, поднялась температура, отчего ей пришлось остаться дома и пропустить учебу. Таня порывалась остаться приглядывать за больной, но я настоял на том, чтобы она ушла на работу, и уверил, что о девочке я прекрасно могу позаботиться сам. Конечно, пункт недоверия ко мне, едва еще знакомому, по-прежнему не был вычеркнут из ее тетрадки, но другого выбора не оставалось. Татьяна попрощалась со мной, тщательно снабдив меня всеми необходимыми знаниями относительно лекарств и горьких народных настоек, которые ей привозит раз в месяц ее дядя Остап Ионович.

Утром девочка дважды бегала на кухню и довольствовалась стаканом воды и кусочком сахара, после этого затихала в своей комнатке. Вероятно, спала, но и могла просто лежать, думать о своем, может даже мечтать. Этого я не знал, но на всякий случай не беспокоил — сидел смирнехонько в своей комнатушке и пытался придумать, куда здесь можно вписать стол. Картинка дубового резного стола с мощными ножками никак не могла поместиться между кроватью и стеной, прямо под окно. Тогда проекция переместилась на угол, противоположный все той же кровати, параллельно которой располагался сервант. Сдвинув его буквально на пару шагов вправо, к двери, можно было бы вписать туда задуманное. Но тогда дневной свет будет лишь отчасти касаться столика и не в полной мере одаривать меня необходимым для научных трудов. По сути единственный верный вариант: дневное освещение можно было бы компенсировать искусственным, прикупив в какой-нибудь одной из московских лавок лучину или, если средства позволят, лампу со сменными лампочками.

В первый день я планировал погулять по городу, зайти в какую-нибудь закусочную, возможно, выпить водки и познакомиться с местными. Наутро слегка похмельным пойти искать университет и попытаться пробиться на какое-нибудь местечко со своими скудными рекомендациями. Все резко поменяла Соня. Точнее, ее временная не то чтобы болезнь, более мое ощущение, что ни при каких обстоятельствах девочку нельзя оставлять одну.

В гостиной я нашел маленькую библиотеку, аккуратно убранную в шкафчик со стеклянными дверками. Потрогать или полистать книги мне не удалось — в ручки был врезан замок, а где ключ — хозяйка мне не сообщила. Что ж, нужно было найти себе другое занятие.

Послонявшись на цыпочках по всей квартирке, я остановился в кухне. Заглянул в холодильник. Из съестных припасов была среднего размера алюминиевая кастрюля, наполненная щами, кусочек телятины, завернутый в бумажный пакет и источавший характерный запах, а также штук пять яиц.

Запасов было немного, и, так как я сегодня решил остаться дома, нужно бы сходить на рынок и купить немного молока и зелени, которых, на мой взгляд, не хватало для того, чтобы девочка поправилась. В деревне всегда лечились парным молоком, обязательно с пенкой и столовой ложкой меда, но здесь, в городе, счастьем было бы купить молока обычного, заводского производства.

Тихо прокравшись в прихожую, я стал медленно одеваться, попутно прислушиваясь к мерному сипенью девочки. Когда надел шапку, я проверил кошелек. Внутри было в общей сложности рублей десять. Этого было более, чем достаточно.

— Вы куда?

Соня остановилась на пороге своей комнаты и, позевывая, смотрела на меня.

— Схожу куплю чего-нибудь.

— Купите мне мороженого.

— Но у тебя же болит горло.

— Пусть. Я просто обожаю его.

— Твоя мама выгонит меня, если я позволю себе принести мороженого.

— Но она может об этом не узнать.

Девочка хитро подмигнула мне, а затем разразилась кашлем. Я не мог смотреть на это весьма милое и до глубины сожаления больное чудо, поэтому проще было согласиться, чем видеть огорчение ребенка или его слезы. Здесь читатель может обвинить меня в душевной слабости, и он будет всецело прав, но вы бы только видели ее глаза!

— Хорошо, пусть это будет нашим маленьким секретом.

Соня улыбнулась и, помахав мне на прощание, скрылась в своей комнате. Я закрыл за собой дверь и, минуя ступени, последовал вниз.

Парочка трамвайных остановок вывели меня на один из больших московских рынков. Торговцы вывешивали мясо, выкладывали на прилавок пучки зелени. Кое-где все же можно было найти яблок, но такой редкостью делились немногие.

— Аккуратнее.