Белая дорога - Андрей Васильевич Кривошапкин

— Куда лезешь?

— Ишь какой, даже не моргнет.

— Привык все нахрапом брать…

— Не отпускай, Галя, без очереди.

— Молчать! — рявкнул, точно медведь, Павеленжа и обвел женщин грозным взглядом.

— И ты постой хоть раз в очереди, — огрызнулась маленькая худенькая женщина.

— А ну пикни еще! — Павеленжа угрожающе занес над ней руку.

— Неужели вы способны с женщиной драться? — не выдержала Мария Ивановна.

— В самом деле, что за хамство! — возмутилась Клара Борисовна.

— Да пошли вы все…

Павеленжа оттолкнул очередь от прилавка. Женщины чуть не упали.

— Что он делает?!

— Как вы смеете?

— Степа, куда ты смотришь?! Ты же мужчина…

В это время кто-то взял Павеленжу за плечи и сильным рывком оттащил в сторону. Павеленжа выругался и встряхнулся, пытаясь освободиться. Но рука крепко держала его. Он обернулся через плечо и увидел Геннадия Умтичана. Это был высокий, стройный парень с правильными чертами лица. Черные глаза его смотрели открыто и смело. Никто не заметил, как он вошел в магазин.

— Ты?! — прошипел обескураженный Павеленжа.

— Я.

— А ну, отпусти! Изуродую!

Женщины притихли и молча следили за «поединком».

— Не шуми, Павел. Лучше займем с тобой очередь.

— Занимай.

— Я уже занял, ты за мной будешь, — спокойно ответил Гена.

— Выйдем отсюда, коли ты такой смелый! Я тебе покажу очередь! — крикнул, вырываясь и дергаясь, словно муха, попавшая в паутину, Павеленжа.

— Выйдем, — так же спокойно согласился Гена.

Павеленжа пинком открыл дверь и выскочил на улицу.

— Он же убьет его, — забеспокоились женщины. — Степа, иди за ними…

Степан молча вышел. Он готов был от стыда провалиться сквозь землю. Что теперь скажут люди? Скажут, что струсил. Но он хотел остановить Павеленжу, хотел, не успел только…

Шагая к дверям, он затылком чувствовал осуждающие взгляды женщин. Скорее прочь… Во дворе, к счастью, никого не было. Только за клубом он заметил Павеленжу. Тот быстро уходил, оборачивался и что-то кричал, потрясая кулаком. Гена возвращался к магазину. Степан завернул за угол, достал папиросу…

— Пойдем со мной, Степа, — послышался спокойный голос Гены. Степан поперхнулся дымом, закашлялся. Наконец виновато поднял глаза. Гена улыбнулся, подмигнул: — Давай пошли.

— Да мне хлеба надо…

— Купим. Очередь, наверно, уже подошла.

Вскоре они уже шагали рядом.

— Здорово ты его! — сказал Степан.

— Ты о чем?

— О Павеленже… Молодец ты, Гена.

— Ну и сентиментальный же ты, — громко засмеялся Геннадий. — А я-то, честно говоря, боялся. Но ты же был в магазине. Я ведь уверен был, что не один, что нас двое. Так ведь?

— Т-так.

— Ты когда приехал из стада?

— Рано утром. Приехал, попил чаю и сразу в контору, не стал даже переодеваться.

— Ничего, мы люди простые, шерсти не боимся, сами родились под шкурами, — опять рассмеялся Умтичан.

Зашли в дом. Жена Геннадия, стройная, темноглазая женщина, вышла из комнаты с тряпкой в руках.

— К нам гость пожаловал, Клава. Знатный оленевод Степан Мучитов, — торжественно объявил Гена. — Принимай давай знаменитых таежников!

— Здравствуй, Клава. У тебя что, выходной? — поздоровался Степа.

— Привет, Степан. Да, отдыхаю сегодня. С приездом тебя, — улыбнулась Клава. Она работала медсестрой в участковой больнице.

— Давай, Клава, сообрази-ка быстренько что-нибудь на стол.

— Какой нетерпеливый, — шутливо проворчала Клава.

— На работу еще, потому и тороплюсь.

— Строганину и печень неси из кладовки, — сказала Клава.

— Степан, проходи в комнату, там книги, альбомы, — и Гена выскочил на улицу.

Клава помыла руки, надела ситцевый передник, на плиту поставила сковороду и стала жарить мясо. Степан осторожно снял свой арбагас, боясь, что посыплется шерсть, и повесил на вешалку. Пригладил рукой помятый пиджак и прошел в комнату.

— Включи свет, Степа, там темно! — крикнула из кухни Клава. — И почитай что-нибудь, пока я накрою на стол.

Степан с детства знал Гену Умтичана, они вместе учились в школе… После школы Гена был лесорубом, потом поступил в Якутский сельхозтехникум, получил специальность зоотехника, до армии немного работал в стаде, а вернувшись со службы, стал электриком. (В армии он получил вторую специальность.) Теперь Гена работал дизелистом на совхозной электростанции. Был он веселым, компанейским парнем. Все вечера пропадал в клубе — то у него репетиция, то еще что… Клаве это не нравилось… Она и плакала, и бранилась, пытаясь образумить его. Ничего не помогало.

— Ты где это так долго шастал?! — со слезами на глазах укоряла Клава, когда он поздно вечером являлся домой, веселый, счастливый.

— Репетиция, — спокойно отвечал Гена.

— Ты же не мальчишка! Сколько можно прыгать на сцене?! Посмотри на себя — ведь люди смеются. У тебя будто ни дома, ни семьи…

— Семья у меня есть, зря ты так, Клава. А пока могу, все же еще попрыгаю на сцене, как ты говоришь… — отвечал Гена и пытался обнять жену.

— Ах, вот как! Может, тебе Светка мила? Так иди к ней, не задерживаю, прыгайте вдвоем! Обнимайтесь, а меня не трогай, не прикасайся ко мне! — кричала Клава, терзаясь муками ревности.

Но Гена только смеялся, ласково притягивал к себе Клаву, целовал ее мокрые, распухшие от слез глаза. И Клава быстро смирялась, оттаивала, уткнувшись мужу в плечо.

Светлана Темирова, которая была причиной Клавиных слез, работала директором Дома культуры. Одни злые языки говорили, будто бы она ходила к парням из геологической партии, что летом неделю гостили в Дюле. Другие утверждали, что видели ее со строителями, приехавшими из далекой Армении по договору с совхозом строить типовые дома. Может, было такое, а может, и нет. Основанием для пересудов служил открытый, непосредственный характер Светланы. Она могла с кем угодно вступить в непринужденный, веселый разговор, закружиться в бурном танце, допоздна сидеть с ребятами в клубе.

Гена принес из кладовки мерзлую рыбу — жирного хариуса, и оленью печенку. Вдвоем с женой быстро накрыли на стол.

— Садись, Степа, будь как дома.

— Как дела в стаде? — спросила Клава.

— Волков много. Дня два назад десять оленей зарезали.

— А в поселок ты зачем приехал? Что-нибудь для бригады понадобилось? Назад-то когда возвращаешься?

— Я ушел из бригады, назад я не поеду, — Степан опустил голову.

— Как это? — удивился Гена. — Случилось что?

— Случилось… — вздохнул Степан. — Не работа там — одно мученье, глаза б мои не глядели… Ни седла путного, ни оленей… Кадар мне таких доходяг дал…

— Ну, без ездового паси, — не очень уверенно проговорил Гена. — Ты же молодой, сильный. Со временем и у тебя хорошие олени появятся, а, Степа?

— Нет, Гена. В стадо я не вернусь. Работать так не могу, да и не хочу, честно сказать…

— Я все же не понимаю тебя, Степа, — Гена пристально посмотрел на друга, — Темнишь ты что-то, недоговариваешь…

— Ладно,