Нордвуд. Сумрачный город - Хелен Тодд

Несколько мгновений он стоял, рассматривая клубы дыма, пока тот не превратился в Морин Хилл. Его бывшую супругу, которая так и не сменила свою фамилию…

– Я знаю, ты не ждал меня, поэтому не показывалась, но раз я здесь, – женщина говорила тихо, надломленным голосом, – то благодарю тебя за свободу от демона, от роли проводника, чувствующего проникновение проклятых в город. Не будь во мне этой твари, которая отравляла мой разум и лишала жизни, мне все равно не хватило бы сил контролировать границы Нордвуда.

– Морин… – сипло произнес ее имя Тодор и не договорил. Впервые не договорил.

Его благодарили за то, чего он себе простить не мог. Забрать жизнь было долгом за спасение города. Решением, которое он не мог оспорить.

– Ты дал защиту Эмме, а мне – свободу. В моей груди нет тьмы, нет тьмы и в сердце. Береги себя и знай – я признательна тебе за новую, пусть холодную и пустую жизнь в мире призраков. Здесь ничто не сводит меня с ума. Больше ничто…

Она приложила тонкий палец к своим губам, закрыла глаза, пряча невидимые слезы. Хрупкий уставший силуэт… От прежней Морин не осталось ничего. Теперь она дух, который растворился в воздухе, обретая покой.

Тодор не держал ее. Стоял, задумчиво вспоминая прошлое, пока хриплый крик ворона не напомнил, что надо спешить.

Нехотя отвлекшись от собственных эмоций, Тодор подошел к входу в разрушенное подземелье. К месту, в котором сам едва не погиб несколько месяцев назад. Он провел пальцами по волосам, убирая длинные пряди назад; снял клетчатый шарф, открывая шею холодному ветру, что развевал черный плащ; и закатал рукава, обнажая предплечья. Показались жилистые руки с выступающими венами и несколько татуировок с изображениями созвездий, часов и ключа.

Тодор тяжело задышал – рядом со склепом кто-то разлил ритуальную вербену, дурманящую вампиров. Поэтому он прислонился плечом к каменной стене, строго хмуря темные брови. Легкая белая рубашка пропиталась вечерней влагой, а тяжелые ботинки вязли в грязи. Именно там виднелась его брошь – ворон. Он обронил ее… но не помнил когда. Теперь было и не важно. Амулеты говорят о хозяевах больше, чем те хотели бы. Значит, этот останется здесь, на кладбище, до тех пор пока его не подберет кто-то другой.

Тодор задумчиво наклонился, решил выбросить брошь как можно дальше, но, как только взял ее, пальцы коснулись чего-то мерзкого, липкого…

– Нити, питающие остров…

Теперь он понял, о чем говорила Морин. Заклинание открыло его взору паутину черных сплетений, выкачивающих магию Нордвуда. Она терялась в толще океана, тянулась к проклятым.

У них осталось меньше времени, чем он рассчитывал.

Меньше не значило, что его нет. Меньше значило, что придется многое отдать, чтобы обрести свободу.

Тодор бесшумно шел по кладбищу. Его шарф развевался от ледяного ветра. Промозгло. Сыро. Царство мертвых отчетливо напоминало о Джин-Рут и Николасе. Ведьмаки с зеркальными знаками застряли в Зазеркальном мире призраков, и нужно было придумать, как их вернуть. Вернуть, чтобы они выполнили последнее предсказание о сумрачном городе.

Но прежде всего нужны были ответы.

В Нордвуде так много тайных мест, покрытых паутиной былого. Тодор знал наизусть каждое. Видел, как менялись дома, блекла краска, стены трескались, а в укромных щелях селился влажный мох. Заброшенные особняки пустели, их покидали призраки, уходила память – исчезало все, но, будучи верховным магом, Тодор Рэндел ведал историю каждого здания. Он хранил воспоминания в магическом блокноте: напитывал страницы энергией и передавал в них блестящие нити памяти.

И сейчас, стоя среди могил, решил обратиться к нескольким листам, чтобы на пару мгновений окунуться в прошлое.

Первые страницы приклеились друг к другу. За все время Тодор ни разу не пересматривал их содержимое. Слишком важно, слишком тревожно.

На них был изображен темный особняк Рэнделов.

– Не ищи себя в прошлом, живи настоящим. – Тодор прочитал единственную надпись на развороте и ухмыльнулся.

Он вернется в отцовский дом. Где-то должны были ждать ответы на все его вопросы, и теперь, спустя столько лет, он готов был их произнести вслух.

Узкие тропинки кладбища вились среди могил. Город мертвых наполнял Тодора тишиной и ощущением неизбежности. Все зашло дальше, чем он предполагал. Владельцы зеркальных знаков выжили, и теперь под ногами верховного мага была вязкая почва, а не бесконечные перемещения в прошлое, чтобы спасти тех, кому было суждено погибнуть. Нет дороги назад – вместе с подземными захоронениями исчезла возможность отмотать время. Город, сердцем и разумом которого были умершие владельцы зеркальных знаков, теперь принадлежал живым. И Тодор старался думать о будущем, просчитывать ходы, чтобы уберечь Эмму, Анри, Аннетт, Николаса, Алана и Джин-Рут. У него не было шансов на ошибку. Возможность попасть в прошлое навсегда заблокирована.

Тодор открыл скрипучую калитку кладбищенской ограды и, ступив на мокрую брусчатку Нордвуда, закрыл ее магией. Теперь можно было переместиться.

Он оказался на окраине города, отделенной невидимой чертой от старинных особняков. Они представляли собой небольшой квартал заброшенных зданий, спрятанных под незаметными глазу заклинаниями, чтобы никто из владельцев не смог открыть двери и вдохнуть жизнь в проклятое и пыльное место. Здесь погиб отец Тодора. Перед смертью он впитал в себя всю магию, выпил из близлежащих домов энергию, но так и не смог сделать еще один вдох – проклятые не оставили ему шансов.

Эти места замерли, застыли и погрязли в прохладном прибрежном воздухе. Здесь не будет скрипа открывающихся окон, легкого, почти неслышимого шума разговоров и мерцающего пламени свечей.

Здания хранили в себе больше воспоминаний, чем стоило. Но их не увидеть, если не вывернуть душу наизнанку, не прочитать в глазах – эмоции не говорят о прошлом, они всего лишь показывают слабости. Главное – вовремя закрыть ставни, чтобы ветер не разбил стекла, чтобы влага и дождь не попали внутрь, не оставили после себя отпечаток разрухи. Тогда каменный особняк сохранит чуть больше личных, никому не доступных тайн.

Есть что-то особенное в пустых, давно не нужных постройках. В них замирает эпоха, кусочек чьей-то жизни, который уже не меняется. Там все как прежде, все как когда-то. Если не учитывать время, стирающее краски, и природу, которая берет свое. Однажды все превратится в ничто, станет обломками, пылью… Предадутся забвению имена хозяев, сотрется штукатурка. Все будет незначимым, безразличным.

Тодор поправил ворот черного пальто, задумчиво застыл у поржавевших ворот. Глубокий, привычно тяжелый взгляд черных глаз изучал его родовое поместье.

Особняк не изменился: все такой же одинокий, темный, заброшенный. Давно потерянное место с затертыми деревянными ступенями, которые со скрипом прогибались под уверенными шагами. В спертом пыльном воздухе витало прошлое, оно говорило о себе знакомыми предметами, забытыми вещами, которые лежали так же, как и несколько лет назад. Здесь, на окраине города, острее ощущались перемены – в статичных воспоминаниях не осталось чувств. То, что было ранее, посерело, выцвело, стало другим – безразличным.