Юность под залог - Анна Богданова

– Конешно!

– Конешно! – И немки делали вид, что отвернулись. Аврора мерила – они подглядывали, подмигивая друг другу.

– Как? Хорошо? – спрашивала наивная администраторша.

– Отлишно!

– Какая у тепя коша!

– А какая фигура?

– Тошеная! – И Клара робко дотрагивалась до Аврориной руки – будто девушка того и гляди растает на глазах.

– А фолос (волос) как плестит!

– Ты чем моешь фолос?

– Яичным шампунем в тюбике, – проговорила Аврора, и в эту минуту дверь распахнулась, словно кто-то хотел застать их врасплох...

На пороге стоял Метелкин в своем вишневом шлеме и недоуменно переводил взгляд с жены на немок и обратно.

– Ой! А чего это вы тут делаете? – тупо спросил он.

– Белье меряем! Что ты за мной следишь?! И как тебя только швейцар пропускает?! – рассердилась Аврора.

– А-а, – разочарованно протянул Юрик. – А я-то думал... – Да, он надеялся застать жену в объятиях какого-нибудь (как он сам выражался) хмырика. – Басенка! Басенка! Возьми вон тот! Вон тот красный лифчик! Мне нравится! – посоветовал он и закрыл дверь.

– Это есть кто?

– Мой муж.

– Красифый.

– Но мушина.

– Прикоди фечером трусы мерить!

– Прикоди!

– А это запирай! И рот, рот – красный – тоше!

– Запирай и красный!

– Тепе ошень, ошень идет!

Клара с Розой регулярно ездили в Москву около года и, пользуясь тем, что наша героиня была неравнодушна к белью, сумели подсмотреть все ее прелести во время многочисленных примерок.

Как-то Клара предложила Авроре поехать с ними в Германию:

– У тепя там путет мноко-мноко всефо! Лифы, трусы... Фсе путет!

– А что я там стану делать? – растерялась наша героиня.

– Как што?! С нами шить!

– Вместе путем шить!

– Но у меня муж, дочь. Семья. Родители! Брат!

– Это фсе... Как это скасать?

– Это все пустое. Так русские коворят!

– Та-та! Пустое! У них сфоя шизнь, а у тепя долшна пыть сфоя!

– Ты не долшна прифясывать сепя!

– Должна шить ради сепя!

– Посмотреть мир, – уговаривали они ее.

– Но что я там буду делать?

– Шить!

– Шить с нами!

– Простите, но я не понимаю! Где я буду работать? Я не знаю языка! И вообще!

– Ты не путешь работать!

– Ты путешь шить с нами!

– Я все же ничего не понимаю! Но если я оставлю семью и буду жить с вами, то я привяжу себя к вам. А это пустое! – И Аврора, переодевшись в свое белье, выскочила из номера немок.

Только через четыре дня, когда немки отчалили в Германию, Аврора узнала от Златы много того, о чем и не догадывалась.

– Они какие-то странные, – и наша героиня вкратце рассказала подруге о Кларе с Розой – о том, что те предлагали ей уехать с ними, о примерках белья и т.д.

– Аврорик! Ты еще такое дитя! – заулыбалась сменщица. – Они ведь лесбиянки!

– Что?!

– Да. А ты не знала?

– Нет, – проговорила Аврора, хотя понятия не имела, что такое лесбиянки. А чему тут удивляться?! Если в то время в нашей стране не было секса, то откуда ж девушке с Таганской площади знать о гомосексуальных отношениях? Метелкина даже и предположить не могла, что сама она – гетеросексуалка. – Злат... Слушай, а что такое лесбиянки?

– Ты что, правда не знаешь?

– Нет, – краснея, честно призналась Аврора.

– Ну это когда женщина с женщиной живет.

– Как это? – спросила наша героиня, но не особо этому удивилась, решив, что живут эти женщины, как они с матерью вдвоем жили, когда Геня в армии был. Что у них общее хозяйство и, возможно, общие интересы. Ну в кино там вместе разок сходят, в театр...

– Ну как ты со своим Метелкиным!

– Что-о? – только теперь Аврора поразилась до глубины души, хотя до конца так ничего и не поняла. – Спят в одной кровати, что ли?

– И спят тоже, и... господи! Как тебе объяснить-то?! – смутилась Злата – ей было неловко говорить на подобные темы с совершенно неопытной и невинной Авророй. – Короче, делают все то же, что и муж с женой.

– В постели?

– Да, в постели?

– А каким образом? – обалдело спросила Аврора.

– Ну как-то умудряются. Ладно, я побежала, а ты больше с ними не связывайся.

– Ужас какой! – обмерла Метелкина. – Нет! Это ж надо, какой кошмар! – никак не могла успокоиться она. У Авроры вдруг возникло странное чувство брезгливости – словно ее запихнули в мусорный контейнер и закрыли крышкой. Будто она там просидела долгое время, прежде чем Злата освободила ее, вытащила на свет божий. Она ерзала на кресле, и единственным желанием ее было встать под душ и хорошенько отмыться. – Да нет! Пусть делают, что им нравится! Но я-то при чем? – возмутилась она вслух, но Златы уже не было рядом.

И хоть героиня наша до сих пор в точности так и не поняла, как две женщины могут жить подобно мужу и жене, именно в тот день она узнала, что такое возможно.

Зато Марио радовал ее – он будто вернул ее в прошлое, в то самое время, когда Аврора была влюблена в Вадика Лопатина. Любовь итальянца, который зачастил в Москву исключительно ради нее, оставляла последний в ее жизни след детской, чистой, наивной и ничего не требующей любви. Марио приезжал, дарил ей французские духи, усаживался напротив стойки и часами – да что там часами! – сутками напролет не отрывал от нее глаз. Он больше молчал, ловя ее взгляд, и с готовностью ждал, когда возлюбленная попросит его что-то подать или соберется обедать. Он заметно похудел, темные круги появились вокруг его прекрасных глаз. Взгляд стал печальным, уголки губ скорбно опустились вниз. Он почти не говорил Авроре о том, что любит ее, – это и так было видно. Он ни о чем не просил, а упорно ждал. Ждал в глубине души – он почти не надеялся, что Аврора бросит мужа и переедет с дочерью в его двухэтажный особняк с роскошным садом и бассейном. Марио просто наслаждался теми минутами, когда видел перед собой прекрасное, светлое, такое открытое и чистое Аврорино лицо, когда неотрывно наблюдал за каждым ее жестом. Его охватывал восторг, когда она на ощупь искала карандаш, слегка дотрагиваясь до папок и разъехавшихся стопок бумаги своей маленькой, узкой белой ручкой с длинными аристократическими пальцами. В такие мгновения он не мог сдерживать себя и все шептал что-то, вроде «белла, беллона» или «аморе, аморе».

– Что? Что ты сказал?

– Нет, это я так, – пытаясь улыбнуться, бормотал Марио. Он чувствовал: лишнее признание в любви ни к чему хорошему не приведет – напротив, подобная навязчивость с его стороны может только отпугнуть девушку. Но вот Аврора, еще сосредоточенная, отрывалась от «шахматки», и, когда ее тонко чувствующие трепетные брови, вскинувшись, подобно крыльям чайки, образовывали едва уловимую нитевидную вмятинку над переносицей, придающую ее лицу неповторимую, особую прелесть, Марио не выдерживал – горячая итальянская кровь (как бы он ни сдерживался) давала о себе знать, он срывался, как пес с цепи, и целовал ее руки теплыми, мягкими губами.