Завоеватель сердец - Джорджетт Хейер

– Мне в точности передали ваше послание, – сообщил герцог. – Я пришел ответить на него.

– Господи милосердный! – вскричала Юдифь, которая уже догадалась, что будет дальше.

Одна из фрейлин, заметив, как герцог взмахнул хлыстом, заплакала. Губы Матильды с трудом шевельнулись:

– Вы не посмеете!

– Еще как посмею, мадам, – ответил Вильгельм. Она впервые увидела его улыбку, похожую на злобный оскал. – За то же самое оскорбление, что вы нанесли мне, гордая вдова, мужчинам по моему приказанию отрубали руки и ноги. – Он выволок ее на середину будуара. – Ваши руки и ноги останутся при вас, мадам, а вот бока пострадают, изрядно!

Фрейлины пребывали в полуобморочном состоянии; некоторые выглядели так, словно вообще не понимали, что происходит; одна всхлипывала от ужаса; и все они жались друг к другу, стараясь оказаться как можно дальше от зловещего незваного гостя. Хлыст со свистом рассек воздух; женщина, плача, закрыла лицо руками, вздрагивая всякий раз, когда кожаная плетка вгрызалась в ее плоть.

Леди Юдифь первой вернула себе самообладание. Едва Вильгельм занес над головой ее сестры руку с хлыстом, она стремглав бросилась к двери и прижалась к ней спиной, вцепившись пальцами в потемневшие доски, словно для того, чтобы не дать ей открыться. Старшая из фрейлин, пришедшая в ужас от созерцания своей госпожи, безжалостно избиваемой хлыстом, уже готова была выскочить наружу и позвать на помощь, но была вынуждена отступить перед Юдифью.

– Дура, неужели вы хотите, чтобы весь двор узнал о том, что леди Матильду выпороли? – презрительно бросила ей Юдифь. – Уймитесь! Она не поблагодарит вас за то, что вы разнесете по всему свету весть о ее побоях.

Матильда всхлипывала, закусив нижнюю губу, ничем более не выдавая своего унижения, и лишь слабо постанывала. Платье ее изорвалось, волосы пребывали в беспорядке; пальцы Вильгельма продолжали с такой силой сжимать ее запястья, что ей казалось, будто у нее переломаны кости. Наконец безжалостная порка прекратилась; очевидно, герцог просто устал. Когда он нанес последний удар, ноги Матильды подогнулись, но он, отбросив хлыст в сторону, обхватил ее за талию, не давая упасть, и крепко прижал к себе, грудь в грудь.

– Мадам, вы презрели меня, – сказал Вильгельм, – но, клянусь Богом, вы никогда меня не забудете! – Герцог прижал ее к себе еще крепче, хотя это казалось невозможным; его левая рука разжалась, отпуская запястья Матильды, и он приподнял ее подбородок. Прежде чем она успела сообразить, что сейчас произойдет, герцог крепко поцеловал ее в полураскрытые губы. Она вновь издала слабый стон. А он рассмеялся, внезапно и хрипло, отшвырнул ее от себя и развернулся на каблуках. Едва не лишившись чувств, леди повалилась на пол и осталась лежать без движения.

В дверь настойчиво заколотили; снаружи раздались голоса – они о чем-то спорили и совещались.

– Откройте! – приказал Вильгельм.

Юдифь с любопытством взглянула на него, и на лице у нее медленно расцвела улыбка. Преклонив перед ним колено, она сказала:

– Клянусь честью, Вильгельм Нормандский, вы – храбрый человек. – Отодвинувшись от двери, она распахнула ее.

Сердитые восклицания сорвались с губ тех, кто первым оказался на пороге. Мечи с тихим шорохом покинули ножны; послышался гневный, возмущенный ропот. Герцог оскалился и шагнул вперед, словно хищник, выбирающий жертву перед прыжком. Вельможи инстинктивно попятились и расступились. Он обвел их взглядом, не делая и попытки схватиться за меч, напротив, беззаботно упер руки в бока.

– Итак, господа? – насмешливо поинтересовался герцог. – Итак?

Фламандцы были полны нерешительности, однако не убирали ладоней с рукоятей мечей. Переглянувшись между собой, они наконец обратили взоры на Юдифь. Она, рассмеявшись, сказала:

– Ох, болваны! Отойдите в сторону: он вам не по зубам.

– Боже милосердный, леди… – запинаясь, начал было один из них.

– Леди Матильда! – ахнул другой.

Третий шагнул вперед, и гневные слова уже готовы были сорваться у него с языка.

– Монсеньор, вы поступили очень дурно, клянусь распятием! Ни высокое положение вашей светлости, ни…

– Фу! – обронил Вильгельм.

Рука герцога упала на плечо разгневанного джентльмена и отодвинула его в сторону. Было совершенно очевидно, что он их ни в грош не ставит. Взгляд его повелевал и завораживал; сами не зная почему, достойные джентльмены расступились, и Вильгельм вышел из комнаты с видом победителя.

Тем временем во дворе его с тревогой ожидал Рауль. Он с облегчением вздохнул, когда заметил выходящего из дверей герцога, но в следующий миг увидел сердитые лица людей, теснящихся за спиной Вильгельма, и спросил себя, а не дойдет ли все-таки дело до драки. Впрочем, вскоре стало ясно, что все обойдется. Герцог принял из рук юноши повод и прыгнул в седло. Заметив мужчин, преследовавших его, он неожиданно рассмеялся.

Этого они снести не могли, даже от Нормандца. Пара джентльменов рванулась вперед, чтобы схватить коня герцога под уздцы; Рауль до половины вытащил меч из ножен.

А герцог развлекался от души.

– Нет, друзья мои, думаю, у вас ничего не выйдет! – сказал он и вонзил шпоры в бока своего жеребца.

Тот, фыркнув, рванулся вперед; один из мужчин успел отпрыгнуть, второй замешкался, и конь сбил его грудью на землю. Герцог ускакал, прежде чем кто-либо успел пошевелиться; копыта прогрохотали по каменным плитам и вскоре их звук затих вдали, превратившись в едва слышное эхо.

А в будуаре фрейлины бросились на помощь Матильде, жалобно причитая и всплескивая руками. Женщина же смотрела на синяки у себя на запястьях; фрейлины с тревогой заметили, что она замерла, и в глазах у нее появилось восторженное выражение. Юдифь вытолкала их вон, несмотря на протесты, и с грохотом захлопнула за ними дверь. Подойдя к Матильде, опустилась рядом с нею на колени.

– Дитя мое, ты ведь не желала никого слушать, – сказала она.

Губы Матильды сложились в некое подобие улыбки.

– Ты жалеешь меня, Юдифь?

– Нет, милая. Ты получила по заслугам.

Матильда пошевелилась, и лицо ее исказила гримаса боли.

– Что они с ним сделали? – поинтересовалась она.

– А что они могли сделать с таким человеком, как он?

– Ничего, – ответила Матильда. – Но они могли бы убить его. Интересно, а он думал об этом? – Она поднесла руки к глазам и вновь принялась разглядывать синяки. Спокойствие Матильды улетучилось; она со слезами бросилась сестре на грудь и жалобно запричитала: – Ой, как же мне больно, Юдифь!

Над нормандским двором нависла атмосфера ожидания, сохранявшаяся на протяжении многих недель после стремительного визита герцога в Лилль. Правда о его поступке каким-то образом просочилась наружу, и люди шепотом передавали ее друг другу, следует отметить, в изрядно перевранном варианте. Но обратиться к самому Вильгельму с прямым вопросом никто не осмеливался. Кое-кто со знанием дела вещал, что вот-вот последует объявление войны со стороны графа Болдуина, однако в конце концов выяснилось, что они ошибаются. Никто не знал, о чем подумал или что сказал граф Болдуин, вернувшись в тот роковой день с соколиной охоты в собственный двор и застав дочь избитой, в полной прострации. Граф кипел от бессильной ярости. Но, какие бы чувства им ни владели, он был не из тех, кто позволяет эмоциям безрассудно ввергнуть себя во враждебные действия. Болдуин являлся сильным и мудрым правителем, а не жалким трусом, однако совершенно определенно не желал затевать войну со своим нормандским соседом.