Кривая дорога - Даха Тараторина

Пересвет спрятал лицо в ладонях, с силой провёл ими вниз, зло ровно выговаривая:

— Жива-здорова. Ничего ей твоя мать не сделала. Фроська уехала с купцами сегодня утром. Они всегда идут в сторону Озёрного Края: это в дне пути на лошадях с возами; в полутора-двух пешком напрямик через лес. Нагонишь — и бегите. Не возвращайтесь. И забудьте всё, что здесь видели.

— Пойдём сейчас — к завтрашнему утру нагоним, — деловито вставил старик.

— Пойдём?! — округлил глаза бывший пленник. — Тебе-то куда, старый?

Белогость очень внимательно смотрел в глаза Пересвету и, не отрывая взгляда, ответил:

— Мне здесь больше делать нечего. Пришло, стало быть, моё время.

— Ты ж едва ноги переставляешь!

— Да я тебя на колено положу и этим самым поясом по первое число всыплю! — зашипел жрец. — Уважай старших! В моё время на горохе б уже стоял[1], а не язык распускал! Сказал — иду, стало быть, иду. А ты, коли хочешь, можешь со мной. Вдвое быстрее до деревни дойдёшь. Ходы знать надо!

Серый покачнулся, морщась от тусклого света. Тут на ногах бы устоять, не то что побег чинить. Делать нечего, придётся и себя и старика выручать, а то несдобровать спасителю. Но из волчьего капкана так просто не вырваться: погреб — полдела. Самая беда — десяток молодых, сильных, здоровых и полностью уверенных в своей правоте оборотней, что преграждали путь к воротам. И верно: столько шуметь и не привлечь к себе внимания никому ни под силу.

Первым стоял Данко. Обиженный, часто моргающий, он перекладывал дубину из руки в руку, никак не мог решить, пора ли заводить драку. Остальные тоже не были настроены воинственно: кто зевал, кто чесал лапой за ухом, кто разглядывал сгущающиеся тучи, кто откровенно улыбался. Но ясно стало одно: за околицу они никого не выпустят.

— Парень, иди обратно, посиди своё, подумай… — посоветовал детина с выбитым зубом, поигрывая вилами.

— Ррррррра! — согласно зевнул сидящий рядом волк.

— Остынь да извинись…

— Не лезь на рожон…

— Не дури, — послышались советы из толпы.

— Мы ж не хотим худого, — выступил Данко, — за тебя радеем! В семье не без… Многие через это прошли. Ты просто не понимаешь пока, чего хочет Агния. Чего мы все хотим.

Серый взвился, гордо вскинулся, подбоченился, как молодец, вызывающий друга на ярмарочный бой:

— Я не понимаю? Я?! Да ваша Агния — сумасшедшая су…

— Но-но! — предупреждающе засопел Пересвет.

Серый смерил его жалостливым взглядом:

— Сумасшедшая сука, — закончил он погромче, — которая готова бросить на бойню вас, ваших жён и ваших детей! И знаете, почему?

— Люди заслужили…

— Сами напросились…

— Имеет право злиться…

— Ради нас старается…

— Нет, — Серый набрал побольше воздуха и заговорил медленно, раздельно, пытаясь достучаться до каждого остолопа, — потому что ей так захотелось! Ей дела до вас нет! Единственное, чего она хочет

— отомстить. И, не знаю, как вы, а я в этом участвовать не собираюсь.

Оборотни стали поближе, плечом к плечу:

— Ты говорить можешь, что хочешь, — пригрозил Данко, — но она нам — мать!

— Она МНЕ мать. Родная. В своём чреве выносившая и бросившая без единого укола совести, как только я стал обузой. Вы думаете, с вами она поступит иначе?

Но они не думали. Их отучили много лет назад. Повиноваться, слушаться, исполнять команды, верить каждому слову — это они умели. Идеальная стая; идеальная семья; идеальные воины.

Нет, он не станет одним из них.

Бой всё-таки начался.

Измученный, израненный мужчина, ищущий свою жену; старик, спустя столько лет верящий в Правду; верный пёс, потерявший хозяйку. Что им какой-то десяток бойцов?

Удар.

Прыжок.

Поворот.

Толчок.

Снова удар.

— Ты на кого руку поднял? Ты старого человека обидеть хотел? — негодовал Белогость, охаживая узловатой палкой оборотня втрое больше себя.

Ещё удар. На этот раз пропущенный. Кости захрустели, но выдержали, не сломались.

— Я же вас, щенков, этими самыми руками молоком отпаивал! — кричал Пересвет, закрывая голову и всё не решаясь достать меч.

Серый бил, куда придётся: под дых, в плечо, в нос; пинал ногами одного, второго… или это всё тот же? Не разобрать в суматохе. Прилетело и Данко. Ему сероволосый, не жалея, сломал пальцы, сколько сумел ухватить, с удовлетворением слушая скользкий хруст.

— А ну, разойдись! — не выдержал Пересвет, обнажая клинок, и добавил, не глядя на Серого, — идите. Вы, оба. Идите и не оглядывайтесь. Остальные… СТОЯТЬ!

— Нет, — одними губами шептал Серый, когда Белогость силком тащил его через лес, — нет… Надо вернуться… Он там… Один!

Алые листья умирали под ногами, шурша погребальную песнь. Деревья клонили головы, почтительно снимая шапки. Ноги переставлялись сами собой, а руки продолжали вздрагивать, ударяя невидимого, оставшегося в прошлом противника. Ран стало больше; какие-то алели и болели сильнее; иные смущённо подвывали, не решаясь жаловаться рядом с кровоточащими собратьями. Кабы не старик, что оказался куда выносливее молодого оборотня, Серый рухнул бы прямо тут и уснул, подтянув колени к груди или прикрыв лапой горячий нос. Но жрец упрямо шёл вперёд, не останавливаясь, не оборочиваясь и не давая обернуться впечатлительному юнцу.

— Он всегда был один, — не поднимая глаз, прохрипел Белогость, — и он всё равно остался бы там до конца. Не думай, мальчик, не думай об этом. Думай о жене. Ничего с Пересветом не станется. Ничего хуже, чем с ним уже сталось, — закончил он тихо-тихо.

— Вот, — Данко положил так и не запачканное в крови оружие на идеально чистый стол перед Агнией.

— Выпустил Ратувога, Белогостя отбил, на своих меч поднял.

Ещё двое волков кинули у дверей едва дышащее избитое тело. Пересвет попытался презрительно сплюнуть, да во рту пересохло от крика и обиды.

Агния осторожно провела пальцем по острию, едва не порезавшись. Двигаясь медленно, как во сне, поднялась со своего огромного стула-трона, подошла к любовнику. Стройной ножкой легко стукнула лежащего в бок — застонал: живой.

— Догнать. Поймать. Привести обратно. Не убивать, — особо подчеркнув последнее, приказала она. — Что случится со стариком, — неважно.

Данко покосился на лежащего, но, не дождавшись новых указаний, вышел вместе с собратьями — не стоило терять драгоценное время.

— Милый, зачем же ты так со мной? — она присела на пол рядом с Пересветом, не страшась крови, положила голову ему на плечо. — Ты? Ты столько лет…был…был верен мне.