Убийство Иисуса. Расследование самого громкого преступления в истории - Билл О’Рейли

Сестры Лазаря, Марфа и Мария[66], обожают Иисуса, каждая по-своему. Марфа, старшая, хлопотлива и постоянно суетится вокруг Назареянина. Мария им зачарована. Она сидит у его ног, слушает каждое его слово, порой в знак почтения помазывает его ноги благовониями. Обе они, каждая по-своему, дарят ему утешение и домашний уют. Они следят за тем, чтобы каждый вечер по возвращении Иисус и его ученики снимали сандалии и омывали ноги, чтобы не занести в дом уличную грязь или заразу. Во дворе есть неглубокий бассейн: там Иисус может скинуть плащ и тунику-безрукавку до колен, чтобы Марфа и Мария их выстирали[67]. Затем он омоется и переоденется в чистое. И, разумеется, Иисус и прочие вымоют руки перед тем, как садиться за стол.

На этой неделе Марфа и Мария подают на стол дважды в день. Ужин состоит из хлеба, оливкового масла, похлебки, иногда говядины или соленой рыбы вместе с домашним вином. На завтрак хлеб и фрукты – правда, не свежие, а сушеные: для дынь и гранатов сейчас не сезон. Плоды с местных фиг и смоковниц еще не поспели: в этом Иисус вчера утром на дороге убедился сам.

О том, чем занимался Лазарь, история умалчивает: однако, поскольку Вифания – хлебная житница Иерусалима, логично предположить, что он богатый землевладелец. Лазарь славится щедростью: у него есть и возможность, и желание достойно принять гостей. Обычай требует пускать странников к себе на ночлег: перед Пасхой, когда целым семьям нужен стол и кров на целую неделю, это становится проблемой. В такое время обязанности хозяина дома требуют остроты взгляда и твердости характера: важно соблюсти баланс между гостеприимством и осторожностью, чтобы случайно не впустить в дом воров или буянов.

Лазарю очень нравится общаться с Иисусом; однако он пригласил Назареянина к себе далеко не только поэтому. Иисус – человек, которому Лазарь доверяет, глубоко его почитает, которому, как сам рассказывает, обязан жизнью[68]. То, что вместе с Иисусом путешествует дюжина взрослых мужчин, все с хорошим аппетитом, и каждого нужно где-то уложить, – невысокая плата за возможность проводить время в его обществе. А обо всех бытовых мелочах позаботится неутомимая Марфа.

* * *

Занимается рассвет. Начинается новый день – один из немногих, оставшихся до Пасхи. Жители Вифании просыпаются и встают: одни готовятся работать в полях, другие хотят идти в Иерусалим. Как и повсюду, они начинают день с гигиенических процедур. Туалетов в домах нет, так что и мужчины, и женщины «делают свои дела» снаружи, в укромных закрытых местах, специально для этого предназначенных. Древний иудейский туалет – просто дырка в земле, рядом земляной холмик и воткнутая в него лопата. Зубы чистят короткой и мягкой веточкой, сорвав ее прямо с дерева и размочалив зубами. Вернувшись в дом Лазаря, Иисус и ученики моют руки, едят свой хлеб насущный, а затем снова отправляются в Иерусалим.

Скоро они вливаются в толпу других путников. Сегодня Иисусу предстоит в последний раз проповедовать в храмовом дворе: он подготовил несколько притч, объясняющих сложные богословские вопросы так, что их поймет даже самый малограмотный слушатель.

– Равви, посмотри! – восклицает кто-то из учеников, когда они проходят мимо смоковницы, которую вчера проклял Иисус. Листья на ней почернели и сморщились. – Смоковница, которую ты проклял, засохла!

– Истинно говорю вам, если кто скажет горе сей: «поднимись и ввергнись в море», и не усомнится в сердце своем, но поверит, что сбудется по словам его, – будет ему, что ни скажет. Потому говорю вам: всё, чего ни будете просить в молитве, верьте, что получите, – и будет вам, – отвечает Иисус.

Еще много лет ученики будут дивиться случаю со смоковницей. И десятилетия спустя с благоговейным трепетом напишут об этом и приведут дословно ответ Иисуса. На глазах у них Иисус совершил множество чудес, но, кажется, ни одно не поразило их так, как это.

Но смоковница – это только начало. События, которые произойдут сегодня, ученикам предстоит вспоминать до конца жизни. Они будут цитировать Иисуса снова и снова, не отдельными фразами, но абзацами и целыми страницами. Следующие двенадцать часов станут для них столь изнурительны, что завтрашний день Иисус целиком посвятит отдыху. Но в то же время сегодня для них настанет день невиданного успеха и триумфа.

Утро прекрасно. Сияет солнце. Прохладный апрельский воздух дышит весенними ароматами полей и придорожных садов.

Новая жизнь повсюду; но среди этой цветущей жизни к Иисусу подкрадывается смерть.

* * *

Группа приближается к Иерусалиму. Иисус знает: сегодня их ждет испытание. Он ощутил это еще вчера, когда, общаясь со своими последователями, на каждом шагу замечал фарисеев, не спускающих с него глаз.

На этой неделе священники и фарисеи разодеты еще роскошнее обычного: на них самые дорогие и цветастые одеяния, словно призванные отделить их от простых паломников в серых и коричневых плащах. Мантии священников напоминают о том, что в Храме эти люди – хозяева и распорядители, а не гости.

Сам Иисус по-прежнему одет как простой галилеянин. На нем туника без швов, поверх нее неброский темный плащ. Сандалии защищают ноги во время ходьбы от острых камешков и сучков, однако почти не защищают от пыли. Так что, дойдя пешком от Вифании до Иерусалима, он, пожалуй, выглядит грязным в сравнении со священниками, к услугам которых ванны и ритуальные бассейны для омовения в близлежащих особняках. Галилейский акцент в космополитичном Иерусалиме звучит провинциально, однако Иисус не старается скрыть свой природный выговор. В конечном счете, все это идет ему на пользу: религиозные вожди нередко недооценивают Назареянина, видя в нем лишь еще одного паломника из Галилеи.

* * *

Иисус с учениками входит в городские ворота. Сейчас за их передвижениями следят, так что об их появлении в городе делается известно почти немедленно. С каждым днем Иерусалим становится все громче, все праздничнее: со всех концов света прибывают сюда пилигримы. Воздух гудит от еврейской, арамейской, греческой, латинской, египетской речи. Отовсюду доносится несмолкающее блеяние ягнят: десятки тысяч животных пригнали сюда пастухи – всем им предстоит быть закланными на Пасху. Неприятная обязанность перерезать им горло возлагается на священников: в пятницу им придется часами стоять на ярком солнце, пачкая свои белоснежные одежды бараньей кровью.