Последняя истина, последняя страсть - Татьяна Степанова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Раньше вы этого не говорили.
– Раньше ваш муж был жив. Призраки не беспокоят?
– Нет. Я не суеверна.
Во время их негромкого диалога Катя ощутила себя бесконечно лишней. Но она помнила, зачем явилась к вдове Лесика Кабанова.
– Гектор, извините, не могли бы вы нас оставить. – Она обернулась к Борщову. – Это чисто женский разговор.
Он кивнул и вышел на террасу, спустился по ступенькам на лужайку. Катя отметила, что он на удивление серьезен.
– Ульяна, вы в прошлый раз уклонились от ответа о причине, по которой ваш муж вас избивал. А это происходило не единожды, – сказала Катя. – Ваша домработница поведала нам, что он вас однажды виском ударил обо что-то. Так и убить ведь можно.
– Когда он выходил из себя, мог быть жестоким.
– Домработница уверена, что причина его ярости – ваши измены. Да вы и сами это нам в прошлый раз фактически подтвердили. Сказали, что с Петей вы близки.
– Что вам нужно от меня?
– Кабанова говорит, что с Петей ничего такого быть не может. Потому что его женщины не интересуют как любовницы. Он асексуален.
– Вы это у Пети спросите, а не у его безумной матери-прокурора.
– Разве прокурор Кабанова безумна?
Ульяна усмехнулась. И не ответила ничего.
– Ульяна, когда убит муж, в девяносто пяти случаях из ста подозревают его жену. И в девяноста случаях это подтверждается. Такова уголовная статистика. Корыстный мотив убийства в вашем случае не причина. Мне Кабанова сказала про завещание. Вы все потеряли в материальном плане.
– Ну, вот видите, а вы меня обвиняете.
– Я не обвиняю вас ни в чем. Но, знаете, если вы не убийца, то честная вдова. А разве честная верная вдова не должна быть больше всех заинтересована в том, чтобы убийца ее мужа был найден?
– А если я рада его смерти? – спросила Ульяна.
– Почему? Так все далеко между вами зашло?
– Мне просто не следовало выходить за него.
– Вы за него ради денег вышли. Разве нет?
– Конечно, ради денег. – Ульяна усмехнулась. – И в Москву мне хотелось. Вы-то москвичка. Вон вы какая стильная. И я того же желала. Столичного лоска. Хотела стать шикарной. Сколько можно по барам на курортах как дешевка петь, когда тебя мажоры в койку тащат после выступления?
– Но ваш муж вас любил.
– Он любил только себя. И еще возможность надевать другим на шею ярмо, подчинять себе. У меня это его ярмо на шее до сих пор. Вы разве его не видите?
– Нет, не вижу, – сказала Катя. – На мой взгляд, вы крайне свободолюбивы. И если не Петя ваш возлюбленный, то… это кто-то другой. И он сразу становится первым кандидатом в убийцы вашего мужа. Чисто автоматически. По традиции.
Ульяна опять не ответила.
– Но у него может оказаться неоспоримое алиби на тот роковой вечер. Ульяна, вы не хотите мне сказать, кто этот человек?
– Это Петя. И насчет его алиби я вам уже говорила. Мы провели ночь вместе. Мы спали. Волшебная ночь любви.
– В чем причина ненависти между Петей и Лесиком? Если Петя ваш любовник, он вам это обязательно бы сказал.
– Я не знаю. Их мужские дела. Трещина в отношениях. Да вы мою свекровь спросите.
– Кабанова считает это несущественным.
– Ей видней, она прокурор. Умеет увидеть самое главное. Не то что я, провинциальная дурочка.
– Вы покидаете этот дом? – Катя кивнула на вещи, чемоданы. – Это свекровь вас выгоняет?
– Я сама уезжаю. Здесь ничего моего нет.
– А кого вы ждали вместо меня, а? – Катя задала последний и главный вопрос.
– Ждала?
– Конечно. Калитку оставили открытой. Прощебетали, как птичка: «Мой хороший, заходи». Это по-прежнему Петя, да?
– Это Петя. – Ульяна безмятежно улыбнулась.
– Но Петя нам только что объявил, мол, еду в Староказарменск в экологический комитет, с которым у него очень интересные отношения. Почти такие же интересные, как и с вами, Ульяна. Неужели ваш пылкий любовник мог вот так вас кинуть, когда вы нетерпеливо его ждете, распахнув калитку, наплевав на воров?
– Я воров не боюсь. Я с ворами в законе в Сочи гуляла. В Сочи на три ночи… Знаете, приезжают такие расписные братки оторваться. Они все сплошь меломаны, музыкой себя ублажать любят. Аллегрову слушать надоело, теперь опера в моде – Беллини… Норма…
Покидая бывшую дачу – разведшколу Мосдачтреста со всеми ее призраками и загадками, Катя думала – ну, нет, а вот эта беседа как раз и не бесполезна. Кое-что интересное мы все же узнали.
И дальнейшие события лишь подкрепили ее уверенность.
В машине Гектор Борщов снова отправил мейл в мессенджер. И Катю о результатах «женского разговора» тактично не расспрашивал. Опять был на удивление тих и серьезен!
На выезде из Малаховки он остановился возле автобусной остановки.
– Автобус на Староказарменск. Они здесь часто ходят. Доедете. Извините, что так грубо. Но у меня обстоятельства внезапно изменились. Я должен срочно уехать по делу.
Катя молча вылезла из «Гелендвагена». Смотрела, как тот разворачивается, направляясь в сторону, противоположную от Староказарменска. В сторону старой доброй Малаховки. Назад.
По крайней мере, искать долго не пришлось, – в душе Катя почти ликовала. – Ясно как день, кто любовник прекрасной Ульяны. Поэтому чье-то эротическое белье его больше не интересует. Здесь у него все намного круче и куда серьезнее.
Ночь после разгона митинга. За два дня до несостоявшейся свадьбы
Лиза Оболенская глядела на себя в зеркало в ванной, медленно стирая кровь Вальтера Ригеля со своего лица. Провела языком по губам – этот привкус. Только не плакать. Они все там, в отделе полиции, наверное, ждали от нее истерики, слез. Не дождутся.
А кровь – это не впервые…
Та ночь, почти накануне их свадьбы, когда Вилли Ригель приехал к ней после разгона митинга… Поздно, уже после полуночи.
Из-за того, что она весь день провела в Мосгорсуде, Лиза Оболенская на общегородской митинг против мусорозавода не ходила. Только поэтому. А так бы пошла непременно. Вернувшись в Староказарменск, она сразу подключилась как адвокат к попыткам освобождения задержанных. Привезла домой Герду, которую полицейские одной из первых задержали на митинге, но посадить под арест не имели права, так как та имела малолетнего ребенка на иждивении.
Звонок в дверь. Лиза открыла – Вилли Ригель на пороге. В черной форме, в бронежилете, в щитках. Как воевал, так и явился к невесте, даже не переоделся. Только шлем снял.
– Лизочка. – Он как всегда сразу хотел ее обнять.