Тиберий. Преемник Августа - Джордж Бейкер

Молодой Марк Пизон был освобожден от политических обвинений, впрочем, и Плакинию освободили от всяких обвинений, хотя Тиберий и сказал, что он вмешивается в это дело по просьбе своей матери. Когда обсуждали приговор Пизону, Тиберий наложил вето на предложение освободить от наказания всех, кроме его сына, исключить его имя из консульских списков; он не согласился и с предложением о конфискации имущества Пизона; а когда Мессалин и старый Цецина предложили воздвигнуть золотую статую Тиберию в храме Марса Мстителя или у алтаря Отмщения, он отклонил не менее решительно и эти предложения. Памятников заслуживают победители над внешними врагами, те же, кто борется с врагами внутренними, заслуживают лишь безопасного убежища.

Мессалин и Цецина, разумеется, ожидали такого вето, ведь эти предложения, разумеется, имели целью вынудить сенат заявить в специальном постановлении то, о чем нельзя было сказать в ходе судебного процесса, — что Германик был убит. Резолюция Мессалина имела целью привлечь Тиберия к этой декларации. Потерпев неудачу, он предпринял другую попытку и предложил вынести благодарность Тиберию, Ливии Августе, Агриппине и Друзу за их попытки отомстить за смерть Германика. В этом списке были лишь те (за примечательным исключением Агриппины), кто не склонялся к идее о том, что Германика убили; здесь также была еще одна попытка привлечь их на позицию Агриппины. Затем поднялся Луций Аспрена и вежливо поинтересовался, было ли исключение из списка имени Клавдия намеренным. Мессалин вынужден был включить имя Клавдия, что, естественно, сильно исказило смысл резолюции. Тиберий отклонил и это предложение.

Победа Тиберия была полной, хотя и была достигнута за счет поражения Пизона. Тем не менее Пизону следовало винить лишь себя за то, что его действия позволили выдвинуть против него обвинения, которые в противном случае никогда не были бы ему предъявлены. Поскольку было очевидно, что Тиберий не препятствовал вынесению обвинительного приговора, поползли слухи, будто Тиберий был соучастником преступления и приказал убить Пизона, чтобы убрать свидетеля. Сплетники верили в слухи, не рискуя быть привлеченными к ответственности.

Ясно, что вина Пизона и замешанность Тиберия в смерти Германика никогда не были доказаны, подтверждений этому не было и впоследствии.

Смерть Германика и суд над Пизоном стали поворотным пунктом в той волне обвинений, которые начались для Тиберия после военных восстаний на Рейне и Дунае. Конечно, Тиберий выиграл от смерти Германика, но лишь в отношении тех сил, в чьих руках Германик был марионеткой. Во всех других отношениях она ничего не добавляла к его власти, кроме того, что теперь он мог спокойно назначить Друза своим преемником.

О значении смерти Германика можно судить по силе ненависти, которую она вызвала. Ни одно обвинение, которое гнев и отчаяние могли выдвинуть против Тиберия, не было подтверждено, а когда все эти безосновательные и противоречивые обвинения превратились в слухи, те, поскольку не были разумно изложены, не могли быть и разумно отвергнуты. Столь большой гнев имел под собой и немалое основание, а причиной было то, что с уходом Германика исчез единственный полководец, имевший положение и популярность, чтобы возглавить армию и поднять ее против Тиберия.

Сам Германик, естественно, ничего не получил бы от такой революции. Наследование империи им было предопределено. Однако он в немалой степени был орудием в руках Агриппины, имевшей в этом свои интересы. Неприятности начались после объединения претендующей на власть Агриппины и сенатской партии. Для этой коалиции Германик был незаменим. Он усиливал ее вдесятеро. Его смерть означала, что армия оставалась единой, а Агриппина и партия олигархов могли рассчитывать лишь на интриги и обращение к общественному мнению.

На этом пути они встретили определенные трудности, и эти сложности поучительны, поскольку связаны с самой ситуацией. Мощь принципата, созданного Августом, покоилась на реальном компромиссе. Он был силен, поскольку сознательно опирался на фантастические возможности, предоставляемые реальной действительностью, а не на тщательно выверенную симметрию абстрактных теорий. Он никогда не одобрялся и искренне не принимался партией, у которой было собственное представление о прежнем римском политическом устройстве и которая стремилась восстановить Римскую республику, в том смысле, как они ее понимали, никогда не существовавшую. Республика была когда-то, но уже все забыли, каковой была эта республика в дни своего могущества.

Если бы представительские институты и не имели иных привилегий (а у них их множество), то они могли бы учитывать и определять общественное мнение и формировать те или иные партии. В отсутствие показателя общественного мнения люди склонны играть в азартные игры, чего в противном случае они делать не стали бы. Поэтому, если сила власти Тиберия оценивается достаточно точно, невозможно верно оценить реальную силу олигархии, постепенно начавшую оправляться после поражения в гражданских войнах. Новое поколение, которое не испытало морального урона поражения, видело старую политическую традицию в романтическом свете, принимаемом ими за истинную ее природу.

Глубочайшая слабость сенатской оппозиции заключалась в том, что они ничего не могли предложить людям в политическом смысле, они даже не понимали, что политическая власть основана по большей части на общем благе. Они молча ожидали поддержки, за которую не могли заплатить. Старые республиканские олигархи принесли Риму гегемонию над Средиземноморьем, они распространили внутренние торговые связи и финансы на весь современный им цивилизованный мир. Это послужило огромным толчком для развития благосостояния и богатства человечества. Но, когда они не сумели реализовать свои возможности, принципат обошел их, предложив людям порядок, безопасность, равенство перед законом, возможность мелкого предпринимательства. Политическая опасность для олигархии настала лишь тогда, когда она не смогла предложить равных ценностей, конец ее настал тогда, когда она не сумела предложить никаких ценностей вообще, кроме слов о «правах».

Она забыла, что имеет власть не за счет неких абстрактных «прав», но за конкретные заслуги, которыми теперь она могла бы похвастаться. В свое время она преодолела правление и власть древней знати, имевшей гораздо больше оснований говорить о правах, чем у нее. Наконец, олигархия по странной забывчивости впала в детство и рассеялась по столь многим политическим партиям, что стала бесполезной, и, как мошенник, уже не способный продать шиллинг за соверен, она предлагала своей аудитории продать соверен за шиллинг. Ряды ее сторонников постепенно таяли.

Сущность оппозиции сенатской олигархии можно понять, проследив за ее деятельностью. Наряду с важными событиями военных мятежей были и другие направления развития заговора. Особенно серьезным был ряд событий, связанных со смертью Агриппы Постума.

О смерти Агриппы обычно рассказывают как об отдельном факте, не связанном с другими обстоятельствами. Действительность показывает, что все обстояло вовсе не так. Сразу после смерти Августа была предпринята попытка освободить Агриппу из Планазии. Один из слуг Агриппы по имени Климент с группой сообщников отправился на остров. Его корабль опоздал, Агриппа был убит одним из охранников, и эта попытка провалилась. Не достигнув цели, Климент предпринял действия настолько удивительные, что они заслуживают отдельного рассказа.