Призрак Канта - Татьяна Устинова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вася, я не знаю. Наверное об этот, парапет! Обо что я ещё могла удариться?
— Вот этого я не знаю, — произнес Меркурьев язвительно. — Обо что угодно! Об острые грани Вселенной или о край временного континуума!..
— Я понимаю, что ты мне не веришь.
— Верю! — воскликнул Меркурьев. — Каждому слову!.. Голова сильно болит?
Мура потрогала голову, сначала с одной стороны, потом с другой и призналась:
— Не очень. Так, просто побаливает.
Они помолчали.
Василий Васильевич взял богдыхана и стал приставлять ему фарфоровую голову. Она, ясное дело, не держалась, Меркурьев её ловил и приставлял опять.
Мура посматривала на его руки, потом сказала:
— Не трогал бы ты его.
— А что такое? — моментально взъярился Василий Васильевич. — Возмущаются энергетические поля потусторонних сил?
— Не знаю, — сказала она. — Мне не нравится, что ты его трогаешь.
— У меня два вопроса. Первый: откуда ты знала, что за маяком мёртвое тело? Когда мы первый раз к маяку забрались, ты точно знала, что там труп. Откуда?… Ты что, его уже видела?
— Видела, — призналась Мура, — но не глазами.
— А-а.
— Вася, послушай. — Она поднялась и даже руки сложила, словно умоляя. — Ты просто послушай, не сердись. Иногда я вижу, что будет. Я не думаю об этом, не фантазирую, просто откуда-то знаю — сейчас мы повернём за угол, и там будет мёртвый человек. И вижу картинку. Мы поворачиваем, и всё в точности так, как я видела только что. Это давно началось, я ещё маленькая была!
— Ты была маленькая и всё время видела мёртвых людей? Тебе лечиться нужно. Солнечные ванны, физкультура, электрофорез.
— Не людей!.. Вернее, не только людей! Я вижу события или картинки. Ну, как это объяснить-то!.. Папа собирался в командировку, а я точно знала, что он не полетит. Я ему даже говорила: пап, ты не полетишь! Они с мамой надо мной смеялись. Он уехал в аэропорт и через три часа вернулся — забыл паспорт, в самолёт его не пустили. Они потом допытывались, думали, что это я паспорт спрятала! Папа никогда ничего не забывает, а тут вдруг забыл!..
— А ты не прятала? — уточнил Меркурьев.
— Вася, мне было шесть лет! Я понятия не имела, что такое паспорт и где он лежит!.. Но я видела, как открывается дверь, входит папа и мы садимся ужинать. И никакой командировки!
Василий Васильевич вздохнул и опять принялся за богдыхана.
— Хорошо, допустим, — сказал он наконец. — Допустим, у тебя развита интуиция, хотя я ни в какую интуицию не верю, чушь это всё. Ну ладно. Тогда второй вопрос: зачем ты полезла на маяк? Что ты хотела там найти? Или спрятать?
Тут Мура сказала нечто такое, что заставило Василия Васильевича уставиться на неё в изумлении.
— Я хотела найти фонарь, — призналась она.
— Ты даёшь.
— У него должен был быть фонарь! — продолжала она с жаром. — Ты представь себе — ночь, да ещё, по-моему, пасмурно было, облака, луны нет. По «променаду» вдоль моря он дошёл, от моря всегда немного светлее. А внутри непроглядная тьма. И лестница!..
— Лестница, — согласился Меркурьев. — Ещё какая!
— Он не мог подняться без фонаря, а фонарь не нашли.
— Его и не искали.
— Вот именно. Я пошла искать фонарь.
— Нашла?
Вместо ответа Мура побежала к двери, схватила с пола мокрую белую торбу — парусиновый мешок на длинном ремне — покопалась в нём и выудила чёрную штуковину.
— Вот он. Валялся на самом верху. Я как только забралась на площадку, сразу его увидела.
Меркурьев взял фонарь и осмотрел его со всех сторон. Включил и выключил.
Обыкновенный дорожный фонарь — довольно тяжёлый, такой в карман не положишь, с мощным направленным лучом. Если повернуть линзу, луч становится рассеянным, широким.
Василий Васильевич раскрутил донышко и посмотрел, сколько там батареек. Их было четыре штуки, четыре увесистых «бочонка».
— Покойник где-то его взял. Или здесь в доме, или привёз с собой.
— А если он привёз его с собой, значит, собирался на маяк, — подхватил Василий Васильевич. — То есть ничего его не понесло по пьяной лавочке геройствовать.
— Из машины тоже не мог взять, — продолжала Мура. — Машина-то уехала!..
И они посмотрели друг на друга.
— Нужно спросить Захарыча, не давал ли он Ванюшке фонарь, — сказал Меркурьев. — Хотя можно и не спрашивать. Понятно, что не давал. А если давал, не признается.
— Но ты понимаешь, да, Вась? Ванюшка ехал сюда и знал, что пойдёт на маяк. Его туда кто-то вызвал.
— Кто?
Она пожала плечами.
— Зачем?
Она опять пожала плечами.
— А твоя знаменитая интуиция что нам говорит?
— Ничего не говорит. Молчит.
— Значит, грош ей цена, — с удовольствием подытожил он.
Ему очень хотелось перевести всё в нормальную, земную систему координат. Труп настоящий. Вот фонарь, вполне материальная штука. Пропавший изумруд — реальное событие.
Никаких видений, никаких озарений. Потусторонних сил тоже никаких!..
— Как ты думаешь, — спросил он. — Смерть Ванюшки как-то связана с похищением изумруда?
— Не знаю, — ответила Мура. — Вася, не надо говорить про изумруд. Пожалуйста.
— Что такое?!
— Ничего, ничего, — заторопилась она. — Просто это… совсем другая история. Я не могу тебе её рассказать.
— А кто может?
— Только хозяйка камня, больше никто.
— Значит, я спрошу её.
— Вот и спроси.
— И спрошу!..
Василий Васильевич отправился разыскивать Кристину.
И не нашёл.
Девчонку с утра никто не видел, она исчезла бесследно.
Спал Меркурьев плохо.
Он проснулся среди ночи от грохота бури за окном. Море ревело, и казалось, что во тьме к берегу подплыли доисторические чудовища: это они ревут и беснуются. С чёрного неба лил ледяной дождь, и налил на полу меркурьевской комнаты довольно большую лужу, в которую Василий Васильевич попал, когда встал, чтобы закрыть окно. Поджимая мокрые пальцы, он некоторое время смотрел в темноту и думал, и мысли его были тревожны.
Известно, что ночью невозможно надумать ничего хорошего, уж так устроена ночь, особенно — осенняя, особенно — глухая, с дождём и бурей. Василий Васильевич думал, что изумруд стащили черти или духи, они же уволокли Кристину, потому что за перстень отвечает его хозяйка и больше никто. И теперь их не найти, они в другом измерении или в другой Вселенной, словно за волшебным стеклом — придётся просить Муру, то есть Антипию, чтобы она в мире духов поговорила с Кристиной, ведь отныне с ней никак не поговорить.