Судьба - Николай Гаврилович Золотарёв-Якутский

кочке, приподнимая голову. Майя подняла птичку, посадила на ладонь. Со спины жаворонка капала алая кровь…

Майя вырыла между кочками ямку и похоронила жаворонка.

— А я завидовала птичкам, их свободе… — печально сказала она и задумалась. — Когда я была маленькой, меня учил грамоте один ссыльный, Аркадий Романович. Помню, он говорил мне: «Все люди, рождаясь, ничем не отличаются друг от друга, богат ли он или беден…»

— Почему же потом одни становятся богатыми, другие бедными? — спросил Федор.

— Богатеет тот, кто похитрее, — ответила Майя. — Имея лишнюю одежду и пищу, хитрец отдает их нуждающимся, заставляя несчастных отрабатывать. Богатство множится… А ты как думаешь?

— Я слышал, будто все это — по божьей воле, — улыбаясь, ответил Федор. — Бог сотворил одних бедными, других — богатыми. Ты в это веришь?

— Мой учитель говорил, что нет ни бога, ни черта. Я была глупа и однажды передала слова Аркадия Романовича священнику. Тот страшно рассердился и велел прогнать учителя. — Майя вздохнула — Бог, наверно, все же есть. Но почему он такой несправедливый? Почему не сделал всех людей одинаковыми?

— А сами-то богачи верят в бога? — спросил Федор. — Если бы верили, они боялись бы бога и не обижали так бедняков. Бог бы не стерпел, видя, как Яковлев отнял все отцово имущество. Наверно, прав твои учитель — нет бога, его выдумали богачи, чтобы стращать батраков.

Раньше Майя, живя за спиной богатых родителей, не боялась ни бога, ни черта. Теперь, хлебнув горя, она стала верить в бога, хотя и обижалась на него за несправедливость. Но ей не хотелось вступать в спор с Федором, и потому она ничего ему не ответила.

Они шли по поляне вдоль дороги, потом свернули в лес, чтобы их не заметили в случае погони.

Глубоководные омуты и высокий холм, поросший кустарником, постепенно теснили поляну к дороге, пока поляна совсем не оборвалась. Идя вдоль дороги, между деревьями, путники приблизились к большой церкви, построенной недавно. Церковь сверкала золочеными арестами и краской. Справа она примыкала к плотной стене леса, слева — к дороге, и ее никак нельзя было обогнуть, оставаясь незамеченным. Стояла церковь на холме, и от этого казалась еще выше, величественней. Сюда ходили молиться прихожане трех наслегов: двух Хомустахских и одного Одейского.

Федор и Майя, оглядываясь взбирались на холм. Впереди их взлетел жаворонок и, чуть двигая распластанными крылышками, звонко запел.

— Федор, погляди!.. — Майя приложила к глазам ладонь, защищая их от солнца, показала на жаворонка. — Видишь?

— Ну, вижу!

— Это мой жаворонок… Полетел к богу жаловаться на богачей.

Федор посмотрел на жаворонка, потом на Майю и горько улыбнулся. Майя стояла не отрывая глаз от жаворонка, и, казалось, нет силы, способной отвлечь ее. Вдруг жаворонок, похожий на подхваченный ветром лоскут, стремительно опустился на землю и пропал.

Майя подошла к церковной ограде и горячо зашептала:

— Господь бог, создавший всех нас! Выслушай и пойми, о чем, жалуясь, поет этот милый птенчик, серебряногрудый жаворонок. На земле, созданной тобой, царят несправедливость, гнет… Этот жаворонок — мой посланец. Выслушай, боже, его мольбы и защити всех слабых птичек и зверюшек от когтей и зубов кровожадных хищников. Слабые тоже хотят жить. Неужели ты, господь бог, не видишь, что и люди разделились на богатых и бедных? Богачи бедняков и за людей не считают. Неужели ты не слышишь стонов и плача несчастных? Или тебе в утеху их вопли и слезы?..

Майя обернулась к Федору. В глазах ее стояли слезы.

— Пока до бога дойдет твоя молитва, господин урядник выслушает жалобу головы Яковлева и бросится нам вдогонку, — усмехнулся Федор. — Пошли скорее.

Годова Яковлев встал рано, чтобы встретить урядника. Он ждал его утром. Старик разбудил Авдотью, велел поставить самовар и накрыть на стол в большой комнате. Голове не сиделось на месте, он часто выходил во двор, прохаживался, поглядывая на ворота. Шатаясь по двору, Яковлев заметил, что батраки еще не вставали. В другой раз он поднял бы такой шум, что надолго все запомнили бы. А сегодня голова, мирно посапывая, думал: «Пусть спят. Проснувшись, они разошлись бы на работу. И Федор ушел бы с ними. Потом ищи его. А так мы возьмем его на ороне тепленьким. Пусть пока спит…»

Яковлев вышел за ворота. Из-за лиственничной рощи показались два всадника. Они ехали рысью. Старик тяжелой трусцой прибежал в дом и разбудил Федорку.

— Ну-ка, проснись, покажи лицо…

— Не притрагивайся, больно, — захныкал Федорка.

— Не буду, только посмотрю… Ну-ну, хорошо… Сильно он тебя, оказывается, ударил… С орона не вставай, лежи. Пусть господни урядник придет и сам увидит… Ну, погоди же, собачье отродье!

Голова вышел на крыльцо и увидав урядника. Он въезжал во двор. Яковлев пошел ему навстречу:

— Здравствуйте, господин Березкин!

— Здравствуйте, — без тени подобострастия ответил урядник и поднес три пальца к блестящему козырьку фуражки с большой кокардой. Это был мужчина лет сорока, полный, румянощекий, с рыжеватыми усами и бородой.

Он слез с коня и улыбнулся.

— Чем могу служить? — спросил урядник, безбожно коверкая якутские слова. Он в Намский улус был назначен урядником несколько лат назад.

— Есть дело небольшое, — ответил Яковлев.

— Мало-мало кража есть, что ли?

— Нет, бог миловал.

— Кражи нет? Зачем же я тогда понадобился?

— Потерпите, сейчас все узнаете. — Яковлев пригласил Березкина в дом. Увидев около дверей Малааная, он бросил: — Присматривай за Федором. Как только он соберется куда-нибудь идти, скажи мне.

— Ладно, — ответил Малаанай.

Урядник, увидев на столе бутылку водки, оживился. Поглаживая рыжие усы, он, не дожидаясь приглашения, сел к столу.

Хозяин наполнил две рюмки, одну поднял сам, вторую подвинул гостю.

— Будем здоровы.

Закусывали они не спеша, громко разговаривая по-якутски и по-русски о том о сем. Вскоре бутылка была опорожнена.

Захмелевший урядник сидел, поглаживая усы, готовый честно отплатить за угощение.

— Ну, какое у вас дело? — спросил он.

Яковлев заискивающим жестом пригласил Березкина в другую комнату. Тот, не поняв, продолжал сидеть.

Голова, глядя на медные пуговицы урядника, начал объясняться:

— Есть у меня одни батрак, Федор. Года три назад этому самому Федору пришла в голову блажь высватать в Вилюйском округе дочь головы… Мы, смеха ради, снабдили его фальшивыми векселями, чтобы он мог пустить пыль в глаза родителям невесты…

Урядник сидел и хлопал глазами, ничего не понимая из того, что говорил хозяин по-якутски. Да он и не старался понять.

— Федорка! — громко позвал Яковлев сына. — Поди сюда!

Вислогубый Федорка охая, прикрыв рукой вспухшую щеку, вышел из спальни.

— Мой сын, — сказал Яковлев, мешая русские и якутские слова, показывая на Федорку. — Это его