Темное искушение - Даниэль Лори

— Не будь в восторге, kotyonok, — протянул я. — Он твой двоюродный брат.

Ее губы приоткрылись, хватка на моей руке ослабла, и теперь она осмотрела Александра и всю сцену более тщательно — от его связанных запястий до человека рядом с ним, до револьвера, лежащего на столе.

Я погладил ее мягкое бедро большим пальцем.

— Не лучшее время для воссоединения семьи, тебе не кажется?

Она сглотнула и, не скрывая отвращения к моему званому ужину, сказала:

— Похороны были бы лучшим временем, чем это.

Улыбка тронула мои губы.

— Как видите, мы все еще работаем над манерами моей зверушки.

Миле либо не нравилось унизительное прозвище, либо ее манеры подвергались критике, потому что ее ногти впились в мою руку, оставляя маленькие полумесяцы, если не кровь. Ее волосы были у меня перед носом, кудрявые, неприрученные, и источали слабый летний аромат. Хотя обычно меня раздражала обиженная девушка на моих коленях, которая пахла невинностью и солнечным светом, я еще не дошёл до этого.

— Ты помнишь, что я сказал твоему отцу? — спросил я ее.

Она покачала головой, не сводя глаз с Александра. Я не могу сказать, что когда-либо держал свою руку между бедер девушек, когда она с преданностью смотрела на другого мужчину. Тот факт, что он был ее двоюродным братом, не подавило разочарования, которое вспыхнуло в ней.

Прижав большой палец к ее клитору, я медленно потер его. Она старалась не обращать на меня внимания, когда мурашки пробежали по ее обнаженной коже. Едва уловимая реакция, ощущение того, какой мягкой и влажной она была… трахните меня. Когда я продолжил, ее дыхание замедлилось до небольших глотков воздуха, и розовый румянец поднялся вверх по ее шее. Она уткнулась лицом мне в шею и прошептала:

— Пожалуйста, не надо.

Мягкие слова призраком пробежали по моему позвоночнику, растопив раздражение до жидкого жара, который свернулся в моем паху, но когда ее внимание вернулось ко мне, я убрал свою руку. Может, потому, что она заставила себя сказать «пожалуйста» губами. Или, может, потому, что я знал, что могу заставить ее кончить в комнате, полной мужчин, и что-то во мне не понравилось этой идее.

— Я сказал твоему отцу, что если найду его в Москве до того, как приглашу, нам понадобится много коробок FedEx, чтобы отправить тебя домой. — я провел большим пальцем по ее подбородку. — Ty pomnish eto?[63]

Ее глаза наконец встретились с моими, переливчато-голубые и настороженные, и она покачала головой, будто это вылетело у нее из головы. Я хотел улыбнуться, потому что, черт, она была очаровательна. Но тот неловкий факт, что я думал так о ком-то, кроме моей племянницы, подавил этот порыв.

— Учитывая, что я нашел не твоего отца, а двух его людей, нам нужно обсудить другой план действий. — я сунул руку в карман пиджака и положил на стол золотую пулю. — Раз уж ты так любишь игры, не сыграть ли нам в одну из них по-Русски?

Она долго смотрела на пулю, прежде чем Александр прервал тяжелое молчание.

— Она не имеет к этому никакого отношения, — прорычал он.

Виктор поднялся, чтобы отрезать Александру язык за то, что он заговорил, но я остановил его рукой, и он откинулся на спинку стула.

Когда я встретился с суровым взглядом Альберта, я понял, что все в комнате верят, что Мила будет на другом конце бочки с шансом один из шести. Сухое веселье наполнило меня при этом нелепом осознании.

Я не собирался стрелять в Милу.

Я еще даже не трахнул ее.

Альберта, казалось, успокоило то, что он увидел в моем выражении лица, но меня это уже не забавляло. Мой взгляд стал жестче, говоря ему, что я сделаю с Милой все, что захочу, и он не будет вмешиваться. Выдержав мой пристальный взгляд, темный, безжалостный жар возник при мысли, что он действительно может бросить мне вызов. Я не хотел драться с Альбертом, и не потому, что думал, что он победит. Он не выиграет. На самом деле, избиение его до полусмерти в тюрьме после того, как он оскорбил моего брата, хотя он был на три дюйма и тридцать фунтов выше меня, было одной из причин, по которой я завоевал его лояльность. А еще он был… другом. Это слово прозвучало немного мелодраматично и кисло, но это самое близкое, как я могу описать отношения.

Когда он отвел свой пристальный взгляд и смягчился, вспышка негодования за Милу вспыхнула. Она трахалась не только с моей головой, но и с моими мужчинами, так что я продолжал притворяться, что она может не увидеть завтра, просто чтобы посмотреть на ее реакцию.

— Ты окажешь мне честь, kotyonok?

— Подожди, — прорычал Александр. — Мы заслуживаем наказания, а не она.

— Заткнись, — прошипел его друг и, если я не ошибаюсь, пнул Александра ногой под столом.

Мила прервала их ссору. Она схватила револьвер и вставила пулю в один из цилиндров, затем уставилась на оружие в своей руке, будто собиралась направить его на меня. Усмехнувшись, я забрал у нее, прежде чем она успела довести дело до конца.

Когда я направил револьвер на Александра, произошло две удивительные вещи. Племянник Алексея вздохнул с облегчением, а Мила… ну, она наконец-то сделала вид, что ей не плевать на нашу маленькую игру.

— Нет! — она попыталась вырваться из моих объятий, но я все еще держал ее, хотя бы для того, чтобы она не показала всем в комнате то, что принадлежало мне. — Я думала…

Я приподнял бровь.

— Ты думала о чем?

Она не станет умолять о пощаде, но будет молить о двух незнакомых мужчинах. Этот глупый, самоотверженный поступок был самой раздражающей вещью, которую я когда-либо испытывал.

— Я думала ты…

— Hvatit.[64]

Я не в состоянии выслушать еще одно слово из ее уст прямо сейчас.

Схватив ее за подбородок, я притянул ее взгляд к себе.

— Ты и я, kotyonok… — я погладил большим пальцем ее щеку, мой голос смягчился. — Мы еще далеко не закончили.

Она не выглядела убежденной, поэтому я притянул ее лицо ближе и скрепил обещание коротким поцелуем. Она была напряжена, как статуя, но ее губы были мягкими, податливыми, теплыми, и почему-то, она все еще имела вкус клубники.

Мимолетное прикосновение ее рта к моему усилило боль в моем члене до пульсации, и появилась унция иронии. Мне нужно было потрахаться, если быстрый поцелуй вызывал у меня более сильную реакцию, чем женский