Муха против ЦРУ - Евгений Некрасов

— Запил…

Отстав от супругов, из спальни вышел Дед.

— Так и знайте, Николай Георгиевич, я вам этого не прощу! — обернулась к нему тетя Ира. — Как я теперь понимаю Марго! Вы не можете жить спокойно. Вы просто опасны!

— Мы разведчики, Ира. — Дед подошел и взял ее под руку. Тетя Ира заплакала, уронив голову ему на грудь.

И тут из кухни показался Сергейчик. Щеки у него порозовели, глаза метали молнии. Полковник выглядел как Емеля-дурачок после купания в молоке и в кипятке.

— Поеду потрогаю за хобот этого Жору, — объявил

Сергейчик, разминая больную руку. Минуту назад она висела плетью.

— Если тебя убьют, домой можешь не приходить! — вытирая слезы, сказала тетя Ира. — Поешь хоть, идол! Смотри, какой тощий!

— Некогда, — отказался Сергейчик. — Николай Георгиевич, у меня разбился мобильник, дайте ваш.

Дед развел руками:

— По моему номеру должны звонить наблюдатели. Свою трубку отдал полковнику Зайцев:

— Насколько догадываюсь, мобильник вам разбил я…

— Нет, я сам. Когда выбирался из того дома, выронил и наступил в потемках, — объяснил Сергейчик.

— Тогда пускай это будет мой подарок. Зарядное устройство привезу потом.

— Ты что, майор, за битую морду платишь? — обиделся Сергейчик.

— За то, что ты человек, полковник, — тоже на "ты" ответил Зайцев.

Сергейчик растрогался, снял со стены кривой кинжал в блестящих медных ножнах и стал дарить Зайцеву:

— Из Каира. Не старинный, но стать хорошая.

Сыщик отказывался, полковник настаивал. Ритуал получился такой долгий, что тетя Ира успела сделать стопку бутербродов и сунуть их в карман мужу.

— Дед, чего Сергейчик наглотался? — тихо спросила Маша.

— Допинга. Такие таблетки дают войсковым разведчикам в поиск. Он теперь сутки не будет спать, а потом… — Дед сделал движение, как будто выжимал лимон.

Зайцев наконец согласился принять кинжал, и они с полковником приступили к изъявлению взаимных благодарностей. После чего Сергейчик умчался под тети-Ирины стенания и лай Эдика. Двигался он необыкновенно быстро.

За пустырем, метрах в двухстах от заброшенного дома, У возвышалась пыльная "стекляшка" заочного института связи. По случаю субботы во всем пятиэтажном здании хозяйничали двое бездельников с дубинками, пистолетами и всем прочим, что полагается охранникам. Добросовестность в комплект не входила.

Бездельники забрались в приемную. Один, лежа на диване для посетителей, смотрел телевизор, а другой раскладывал компьютерный пасьянс. Они не сдвинутся с мест до вечера, пока не придет смена.

Если бы бездельники как следует исполняли свои обязанности, они могли бы сыграть важнейшую роль в нашей повести. Но чего не было, того не было, поэтому забудем о них.

А между тем в преподавательской на пятом этаже сидели двое. Цилиндрический замок в дверях института (их еще называют "английскими") они открыли за полторы минуты с помощью жевательной резинки и пилки для ногтей. Язычок еще одного отжали пластиковой телефонной карточкой секунд за десять.

Очутись здесь Зайцев, он легко узнал бы обоих. Портрет вора по кличке Тантель на листовках "Их разыскивает милиция" примелькался ему за годы службы. А белокурого "пупсика", "ангелочка", "красавчика" сыщик разыскивал последние два дня.

Тантель смотрел в новенький бинокль, купленный после бегства из заброшенного дома. По пустырю вот уже второй час бродил человек в армейской куртке, время от времени подзывая бегающую кругами овчарку.

Нехороший мальчик скучал. От нечего делать он вытер шторой пыль со своих новеньких кроссовок. Пошарил по столам, нашел губную помаду и стал писать на мониторе компьютера.

— Почерк оставлять нельзя, — оторвавшись от бинокля, заметил Тантель.

— Знаю. — Нехороший мальчик широким движением смахнул монитор со стола. Трубка не разбилась. Пришлось добавить по стеклу попавшимся под руку канцелярским дыроколом, и тогда трубка взорвалась, разлетевшись в пыль.

Тантель даже не обернулся. Пусть играет, охранники далеко.

— Ходит? — спросил Нехороший мальчик.

— Ходит.

— Слышь, Тантель, может, он просто так гуляет?

— Ты что, не знаешь, сколько он гуляет? Ну, проверь. Мальчишка достал из школьного рюкзака тетрадку по арифметике и нашел нужную запись:

51 М. В. (Ов) 8x815 = 2115 х 2200

Если бы его попросили умножить восемь на восемьсот пятнадцать, он бы не смог, потому что бросил школу после первого класса. Рюкзак и тетрадка были воровской маскировкой, рассчитанной на невнимательного человека. А запись означала: "51 квартира, мужик военный с овчаркой" — и время, когда он выгуливает собаку. Собак приходилось опасаться.

— Да, — согласился Нехороший мальчик, — и время не его, и гуляет долго.

— Его седой "полкан" поставил на стрёму, зуб даю, — проворчал Тантель. — Зря ты компьютер взял. Смотри, как "полкан" забегал. Небось компьютер казенный, а ему расплачиваться.

— Лоха жалеешь? — удивился Нехороший мальчик. — Пускай хоть всю жизнь платит, нам-то что? Я тонну баксов снял за пять минут, а ты недоволен.

— Может, тонну баксов, а может, срок, — ответил Тантель. — Сколько я говорил: не бери паленую технику, на ней же номера!

— На деньгах тоже номера.

— Номера на деньгах никто не записывает, а у компьютера есть паспорт, и он у "полкана"!

— Ну и пускай его носит поближе к сердцу. Мы же скоро уедем, — сказал Нехороший мальчик.

— Уедем. Если наш "общак" не накроется…

— Не надо было в подвале прятать.

— А где надо? Под подушкой свой срок хранить?! — Тантель со злости швырнул бинокль на подоконник. — Еще вчера, когда "полкан" Красаву повязал, я тебе говорил: верни компьютер! Подбросил бы, и дело с концом.

— Стану я тыщу баксов дарить! Ты их не заработал, и не фига распоряжаться.

— Я не заработал?! А кто тебя подобрал на вокзале? Кто делу научил? Если бы не я, ты до сих пор бы пьяных обирал.

— А так трезвых обираю, какая разница?!

— Паршивец! — огорчился Тантель. — Ты на полу ночевал, а со мной у тебя все есть! Качели-карусели, игровые автоматы. Тряпки меняешь каждую неделю, как девка!

— Пачкаются же, — ответил Нехороший мальчик.

— Я свои стираю.

— Ну и стирай. А мне охота ходить в новых. Тантель взял бинокль и отвернулся к окну. Ему было

обидно. Вот так учишь, учишь, делаешь из кусочника центрового вора, а где благодарность?