Две королевы - Джон Гай

Мария училась говорить и действовать самостоятельно. Получая информацию от бывших слуг матери в Шотландии, она полагала, что своим возвращением сможет завоевать сердца простых людей. В отличие от более эгоистичных аристократов простые люди не хотели войны или бунта. «Все, кто сохранял нейтралитет», заявила Мария, поддержат ее, если она вернется, и «простые люди, которые теперь увидят свою королеву, тоже склонятся перед ней».

Но если Мария предпочитала занять свой трон, а не интриговать против свекрови на протяжении долгих лет, то дяди строили в ее отношении совсем другие планы. Положение их племянницы давало им шанс на возвращение ко двору. Они изо всех сил старались вовлечь в переговоры Испанию в надежде, что обручение Марии с сыном Филиппа II, доном Карлосом, все-таки состоится.

Но Мария не обращала внимания на их интриги. Приняв Эдинбургский договор, дяди фактически предали ее, и королева Шотландии только через год немного смягчилась. Ни в одном из ее писем в период между смертью Франциска II и возвращением в Шотландию не упоминается второй брак. Невозможно поверить, что Мария, которая не могла удержаться от желания написать родным, когда была чем-то взволнована, ничего не рассказала бы о новом браке, если бы действительно желала его. Инициативу проявляли только Гизы, используя в качестве посредника тетю Марии — Луизу, герцогиню Асхорд, у которой было много друзей при испанском дворе.

И предложения о новом браке не заставили себя ждать. Сватались король Дании и король Швеции, герцоги Феррарский и Баварский, а также Фердинанд I, император Священной Римской империи и глава австрийской ветви дома Габсбургов, искал супруг для своих сыновей. Все претенденты были достойными, но для семьи Гизов недостаточно хороши.

Среди других кандидатов были и властолюбивый, но слабый Арран, которого Мария презирала за сватовство к Елизавете, и лорд Дарнли, четырнадцатилетний сын графа Леннокса и леди Маргариты Дуглас. После того как дерзкая попытка Леннокса стать отчимом Марии провалилась, и он в 1544 г. перешел на сторону Генриха VIII, граф Леннокс и леди Дуглас поженились и, не привлекая к себе внимания, жили в Йоркшире.

Двор переполнялся слухами, но венецианский посол, который больше всего опасался брака Марии с доном Карлосом, знал, что сама Мария не хочет замуж. Все это были интриги ее дядей, которые пытались манипулировать племянницей помимо ее воли. Филипп II отверг предложение. Он уже установил прочный союз с Екатериной Медичи своим недавним браком с ее старшей дочерью Елизаветой. Король Испании поддерживал связь с Екатериной самыми разными способами: через своего посла в Париже, через ее письма к его жене, а также с помощью секретной переписки непосредственно с Екатериной, где Мария фигурировала под кодовым именем «дворянин».

Гизы были убеждены, что Филипп в конечном счете обратит на них внимание, посчитав, что Мария может стать ключом к будущей испанской гегемонии на Британских островах, если свяжет себя династическим браком с его семьей. Они жестоко ошибались. Союз Филиппа с Елизаветой пережил удар (с точки зрения испанцев) религиозного соглашения 1559 г.: отношения с Англией остались сердечными. Он знал, что может полагаться на Сесила и его союзника лорда Джеймса, которые помогут сдержать Марию. Екатерина тоже поддерживала Елизавету и Сесила, и на протяжении пятнадцати из следующих двадцати лет их дружеские отношения позволили Сесилу атаковать Гизов, не портя отношений с Екатериной и ее детьми.

Когда истекли сорок дней официального траура, Мария уехала в деревню, в шести милях от Парижа. Этот период уединения она использовала для того, чтобы собраться с мыслями и реорганизовать свою свиту — из королевы Франции она превратилась во вдовствующую королеву. Это была серьезная перемена, планировавшаяся с учетом возвращения в Шотландию, поскольку теперь Мария выбирала новых советников, которые знали страну. Самым влиятельным из ее назначенцев был Анри Клетен, сеньор д’Уазель, бывший лейтенант-генерал ее матери, которого произвели в почетные рыцари, что было эквивалентно званию камергера. Следующим по рангу стоял Жак де ла Бросс, французский посол в Шотландии во время «грубых ухаживаний» Генриха VIII и ставленник Гизов, который сопровождал Марию во Францию в 1548 г.

Назначения, сделанные Марией, подтверждают, что она стремилась вернуться и хотела как можно больше узнать о стране, с которой знакомилась в классной комнате по «Географии» Птолемея. Д’Уазель недавно женился на юной красавице парижанке. У него не было никакого желания жить и работать в Шотландии, но на этом промежуточном этапе он давал Марии ценные советы, поскольку только коренной шотландец мог разобраться в аристократических фракциях, в привычках и характерах отдельных лордов.

Д’Уазель подробно рассказал Марии о мятеже 1559–1560 гг., убеждая, что лорду Джеймсу можно доверять, хотя он и сыграл главную роль в смещении ее матери. Несмотря на явное предательство, он был самым одаренным из лордов и единственным, кто мог бы объединить их. До сих пор он применял свой ум исключительно для удовлетворения личных амбиций, которые прятал под завесой религии. Лорд Джеймс был протестантом, но прагматиком, а не фанатиком. Он не был твердолобым кальвинистом и не дружил с Ноксом. Марии нужно было превратить своего незаконнорожденного брата из самостоятельного игрока в слугу королевы. Если бы ей это удалось, то она могла бы править страной так же, как ее предшественники.

В феврале 1561 г. Екатерина Медичи и королевский двор, как обычно в это время года, переехали из Орлеана в Фонтенбло. Через несколько дней Мария вышла из затворничества и 16 февраля приняла Трокмортона и графа Бедфорда, которого Елизавета отправила к ней с соболезнованиями.

Аудиенция прошла успешно. Мария прочла письма Елизаветы, затем «ответила, с печальным видом и речами». Бедфорд должен был передать благодарность своей госпоже «за ее доброту и утешение в несчастьях, когда она больше всего в этом нуждалась». Елизавета, сказала Мария, «выказывает себя доброй сестрой, когда в этом есть великая нужда». Начав говорить, Мария обрела уверенность, повторив свою идею о новой странице отношений после фиаско Эдинбургского договора, и уверила посланников в том, что воспринимает письма Елизаветы как добрый жест и будет стараться проявлять такую же доброжелательность. Она пригласила послов приходить к ней, когда возникнет нужда, и попросила д’Уазеля проводить их до дома.

Послы вновь попросили аудиенции 18 февраля, и Мария подтвердила свое желание «дружбы». Они с Елизаветой, начала говорить она, были двумя королевами «на одном острове, говорящие на одном языке, близкие родственники…».

Но послы прервали ее, подняв больной вопрос Эдинбургского договора, настаивая, чтобы он был ратифицирован «без промедления». на это категорическое требование Мария ответила отказом. Возможно, Бедфорд, верный союзник и один из ближайших друзей Сесила, полагал, что ее можно заставить подчиниться. Но он слишком недооценивал Марию.

Она не испугалась и повела себя точно так же, как впоследствии вела себя Елизавета, применяя знаменитую тактику при столкновении с министрами или парламентом. Мария заявила, что нуждается в совете. Кардинал Лотарингский отсутствовал, а ее шотландские дворяне еще не прибыли, и без их важных «пожеланий и советов» она не сможет обойтись, поскольку «вопрос слишком серьезен для правителя ее возраста».