Глубокий рейд - Борис Вячеславович Конофальский

Караси. Плоская и вонючая, донная рыба, которая больше похожа на мокриц-переростков, но её едят и свиньи, и куры, так что бесполезной её не назвать. И таких Олег вытащил четыре штуки, все почти по кило весом. Но, конечно, парню нравилось вываживать стекляшек, одиннадцать хороших рыбин он взял, одна из которых была килограммов на семь. Это не считая десятка ершей, больших и малых. У парня глаза горели под стёклами маски. Он готов был закидывать и закидывать снасти, не уставал, не останавливался, не ел, лишь один раз воды отпил, и всё. И снова закидывал крючья с наживкой. Он был как в лихорадке. Это пьянящее чувство было старому рыбаку знакомо.

«Хороший клёв не хуже водки будет!».

На фронте ему снилось, как он вываживает рыбу. Как затаскивает её в лодку, как она пахнет рыбным маслом… И сейчас у него руки чесались, так хотелось ему взяться за снасть, почувствовать, как рыба рвётся на крючке, как хочет уйти от него, но он терпел, лишь глядел на сына да покуривал. Пусть ловит. Так и просидел в лодке, ничего не делая, пока не пришла пора возвращаться в станицу.

— Бать, может, ещё минут пятнадцать? — просил сын.

— Пора мне, Олег, пошли, ты и так сегодня взял рыбы изрядно.

Они вернулись в станицу, и теперь Олег уже не стеснялся поставить обрезанную бочку с уловом на мостушки. Он еле её поднял. И казаки заглядывали в неё, кивали головами — нормально. Подозревали станичные, что это улов не старшего Саблина, тот привозил иной раз и по пол-лодки рыбы. Поэтому и говорили:

— Ну, нормально за утро.

А Аким думал, что пару мест для рыбалки и сбора улиток его сын уже и сам в болоте найдёт. И то неплохо.

Глава 19–20

Они собрались, ну конечно же, в чайной — а где ещё могут собраться казаки, чтобы их жёны любопытные не тёрлись рядом да не слушали, о чём они будут говорить?

Денис Калмыков был невысокий казак, руки твёрдые, заскорузлые, как из грубого, твёрдого, темного пластика. Видно, он очень хотел заработать денег, и потому поначалу разговаривал и вёл себя с Акимом как со старшим по званию.

— Готов выступить по утру, господин прапорщик.

— Слышь, Денис… ты это… не надо этого, — Саблин немного смущался от такого поведения товарища. — Не на фронте мы. Говори просто.

И одежда у Калмыкова была застирана до невозможности, и ещё не раз зашитая. И Аким, желая угостить его, заказал водки не кукурузной, а кактусовой.

— Ишь ты, — беря красивую рюмку с синей жидкостью своими чёрными пальцами, произнёс Денис.

«Нет, то не пластик».

Пальцы его смахивали больше на корни древних коряг, что плавали в болоте ещё с тех времён, когда тут были деревья. Они выпили, и Денис, ставя рюмку на стол и не закусывая, произнёс, кивая головой, словно с чем-то соглашаясь:

— Удивительная вещь.

— Денис, а ты кто по профессии? — спросил Саблин.

— Так минёр я, а ты, Аким?

— Я из штурмовых… Ну, был раньше, — говорит прапорщик и продолжает: — Слушай, Денис, а ты ведь к Оби за налимом ходишь?

— Да, к Оби, я и к Енисею ходил, но там уж дюже бегемот лютует. Там болото сразу в реку уходит, а река глубокая, мальца опасно там… Бегемот там лодку мне дважды бил… А у Оби — там болота разливные… Там спокойно… В омуты не плавай, и всё… Ну и к берегам шибко не подплывай… — рассказывает Калмыков.

— А до Мужей ходил? — продолжает расспросы Саблин.

— Не-е… — качает головой Денис. — Он за Обью, чего мне там?

— Но где он есть, знаешь?

— Знаю то место, там промысловики собираются, отчаянные люди.

— А с кем же ты за налимом на Обь ходишь? — Акиму это действительно интересно как рыбаку, сам он вываживал налима всего раз семь или восемь, и все те разы были нелёгкие. Он разглядывает невысокого и, кажется, щуплого казака с блёклыми серыми глазами.

— Раньше с Митяем Рогаткиным ходил. Так его в прошлом годе убили. Что же… — Денис пожимает плечами. — Теперь один хожу.

— Один? — удивляется Саблин.

Он и сам ходит в болото в одиночку, хотя подавляющее большинство казаков рыбачат парами. Это от жадности, чтобы не делиться ни с кем уловом и не показывать никому рыбные места. Но это он… Во-первых, Саблин отлично знает все окрестные воды, а во-вторых, он очень редко уходил от станицы далеко. Как правило, прапорщик уже к середине дня возвращался домой с уловом. Но вот чтобы так… За налимом на Обь… Неделю, ну дней пять в один конец… И в одиночку?

— Один, — отвечает Колмыков так, как будто в этом нет ничего такого.

«От нужды он такой храбрый… Или по глупости?».

Они закуривают все как один, а Саблин разливает по рюмкам синюю водку.

— Слушай, Денис, — заговорил Ряжкин, — А ты говоришь, к берегам там подплывать не нужно… Что, зверья на берегах много?

— О, — Колмыков сдвигает брови, давая понять, сколько там всякой нечисти. — И не спрашивай даже… Камень рядом, посты пришлых, а за ними — лаборатории, какой там только сволочи по рогозу не шуршит. Иной раз так орут в ночи, что жутко становится… шлёпают по воде, плещутся у берега… Я лодку ставлю на якорь, где поглубже, чтобы метра три под днищем было, и в тихом месте. Оружие с предохранителя снимаю.

Казаки выпивают, а Денис снова не закусывает, а потом уходит в уборную, а Саблин, беря из тарелки большой побег печёного кактуса и кладя его на хлеб, говорит Ряжкину:

— Отчаянный он.

— Храбрый казак, — соглашается Василий, тоже