Алиби - надежда, алиби - любовь - Вера Колочкова

Словно услышав ее грустные мысли, Мишель тут же открыла своим ключом дверь, вошла в прихожую, шурша пакетами, из которых пошел по всей квартире плотный, сдобно-горячий ванильный дух.

– Миш! Ты чего так поздно?

Соня вышла в коридор, приняла пакеты, понесла на кухню.

– Да мне, мам, тетя Надя тут небольшую халтурку сообразила. Я тебе не сказала вчера. У них в кафе бухгалтер уволился, надо первичку разобрать, пока они нового бухгалтера не нашли. Это на три-четыре дня, не больше.

– А они точно заплатят?

– Да, обещали. Вот, выпечки свежей сегодня дали…

Соня удивленно приподняла бровь – надо же… Странно, почему ей Надя ничего про эту «халтурку» не сказала? Забыла, может. Или не успела. А Мишка, Мишка-то какова! Да с такой дочерью разве пропадешь?

Зайдя на кухню, Мишель первым делом полезла открывать форточку, морщась от сигаретного дыма. Потом принялась мыть посуду, доставать что-то из холодильника, чистить картошку. Все спорилось у нее в руках, выходило ловко и быстро, без лишней суеты.

– Ты знаешь, у нас за детский сад уже за два месяца оплата пропущена. Отец что, забыл? – следя за ее руками, тихо проговорила Соня, зажав ладони меж колен и медленно раскачиваясь. – Кругом одни проблемы, прямо голова кругом идет… И с Сашкой тоже… Что вообще происходит, Миш, я не понимаю!

– Мам, а как ты думаешь, может, Сашка нас просто пугает? Это же не может быть серьезным решением, она хоть и взбалмошная, но не глупая же…

– Так и поговори с ней! Ты ж знаешь, я для нее не авторитет, а всего лишь раздражающий фактор.

– Конечно, я поговорю, мам. Но это все равно что небо отговаривать дождь проливать! Пока она сама свой собственный лоб не прошибет… Уже и бумагу какую-то подписать успела…

– Слушай, в кого она у нас такая, Миш? Я всю жизнь боюсь ей слово сказать, а иногда кажется, что она меня просто ненавидит. Откуда в ней это?

Переключившись со своих проблем на Сашкины, Соня долго и пространно рассуждала о причудах ее стервозного характера, о генетике, евгенике, о проблемах педагогики, о человеческой природе вообще. И даже не заметила, что в кухне стало чисто, проветрено, что перед ней уже стоит тарелка с овощным супом, ее любимым, с цветной капустой и зеленой стручковой фасолью.

– Ешь, мам. Я за Машкой схожу к тете Наде, поздно уже. Ей спать пора.

Мишель привела от соседей недовольную Машку, под продолжение Сониных философских экзерсисов они поужинали чем бог послал. Мишка слушала Соню вполуха, думая о пустом холодильнике, о том, что завтра опять из-за подвернувшейся халтурки придется пропустить консультацию в институте, о незаконченной дипломной работе, об отце, о Димке… Машка сидела за столом тихая, вялая, внимательно смотрела в свою тарелку.

– Что, с Лизкой поссорились? И почему ты без колготок? Опять ноги промочила?

Мишель озабоченно потрогала ее лоб. Обхватив ласково девочку за подбородок и повернув к себе, заглянула в глаза.

– Мам, мне кажется, у нее лоб горячий… Как бы не разболелась завтра.

Потом она долго укладывала Машку спать, мерила температуру, которая действительно была опасно предпростудной, кипятила молоко, читала любимую книжку про Робинзона Крузо, успевая подумать о том, что надо бы постирать ее комбинезон и просушить на батарее ботинки, и что почему-то не позвонил Димка, и где бы еще раздобыть денег, чтобы купить хоть каких-то продуктов. Наконец Машка уснула, разметав свои рыжие волосы по подушке, с трудом втягивая носиком воздух.

Мишель вышла на кухню, где Соня опять курила, сидя на том же месте в своей излюбленной позе.

– А Машка простудилась-таки, мам. Нос не дышит. Завтра суббота, не пускай ее гулять, пусть дома посидит. Я утром рано опять уйду в кафе, вернусь поздно. Мам, мне Димка не звонил?

– Да что твой Димка… Сашки вот до сих пор нет, хоть бы позвонила, поганка такая! Знает ведь, что я нервничаю! Что это за репетиции ночные? Как хоть этот клуб называется, ты знаешь? А если в школе пронюхают? Ее ж могут к экзаменам не допустить!

Соня распалялась все больше, вымещая на строптивой дочери свое горе, понимая при этом, насколько она беспомощна в сложившейся ситуации и что даже поругать Сашку она может только в ее отсутствие, и от этого горе ее казалось ей еще более горьким, а будущее – еще безысходней.

Сашку они прождали до двух часов ночи, замирая от каждого шороха шагов на лестничной клетке, прислушиваясь к шуму поднимающегося лифта. Когда наконец лифт остановился именно на их этаже и торопливые каблучки процокали по направлению к двери, от сердца у обеих отлегло.

– А почему вы не спите? Меня, что ли, ждете? Так я ж записку писала, что задержусь! Или об отце какие-то новости есть?

Сашка уселась за стол, налила себе чаю, жадно вцепилась зубами в булочку. От нее шла волна такого радостного возбуждения и довольства, что Соня поневоле позавидовала, но тут же мысленно себя и одернула. Переглянулась с Мишель, ища в ее глазах поддержки, и заговорила первая, как ей казалось, спокойно и насмешливо:

– Сашк, а как хоть твой клуб называется, можно узнать?

– Можно. Отчего ж нельзя. «Формула страсти» он называется.

– Как?!

– «Формула страсти»!

– О боже… Сашенька, давай вместе спокойно подумаем, все ли правильно ты делаешь? Ты ведь умная девочка, ты понимаешь, что жизнь нельзя заполнить одним только праздником, надо ведь еще как-то и в чем-то суметь самовыразиться…

– А чего я, по-твоему, делаю? Как раз и самовыражаюсь! – удивленно уставилась на мать Сашка, округлив красиво подведенные глаза. – Ты ж сама говорила, что в каждом человеке есть что-то такое, что он умеет делать лучше других, и что он должен определить это что-то, а потом реализовать его на полную катушку! Я следую твоим советам, моя мудрая мамочка! Только и всего!

Сашка говорила весело и возбужденно, без обычного своего сарказма, с удовольствием откусывая от булочки, сверкая красивыми ровными зубами.

– Вы знаете, мне сегодня хореограф как раз начал ставить танец. А я потихоньку подслушала, что ему постановщик сказал… Ничему, говорит, эту девчонку особенному учить не надо, а то все испортить можно! Что я будто от природы уже талантлива! Так и сказал – талантлива, понимаете? Да мне и самой нравится танцевать стриптиз, из меня под музыку прямо прет что-то такое, чем моя голова не управляет… Я именно так самовыражаюсь, мама! Я испытываю удовольствие! А за удовольствие, оказывается, еще и деньги платят… И не маленькие!

– Сашенька, но есть ведь еще и обратная сторона этого удовольствия! Что такое стриптиз по сути? Это когда женщина раздевается перед толпой?

– Мам, тебе хочется меня обидеть, да? Унизить? Тебя обидели, и тебе тоже хочется? Это в тебе злость на отца говорит, сама ты так не считаешь! Ты ж у нас вроде продвинутой числишься, потому и не можешь рассуждать, как тетка с рынка! Любой талантливо исполненный танец – это уже искусство! И любое искусство можно опошлить! Но пусть это делает тетка с рынка, а не ты, моя мать!