Судьба начертанная кровью - Даниэлль Л. Дженсен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Словно услышав мои мысли, Снорри добавил:
― Если ты разрушишь судьбу, предначертанную мне, Фрейя, тебе лучше умереть. Ибо мой гнев будет пылать, как лесной пожар, и обратится на всех, кого ты любишь.
Ненависть вскипела в моей груди, потому что боги не были той угрозой, которой я боялась. Это был стоящий передо мной ублюдок.
― Мы потеряли достаточно времени! Мы едем в Фьяллтиндр, ― приказал он, пришпоривая лошадь и пуская ее в галоп.
Вместо того чтобы следовать за ним, Бьорн повернулся в седле, обхватил меня одной рукой за талию и усадил перед собой. Пока я с трудом пыталась усесться, он сказал:
― Не думаю, что призрак угрожал тебе, Фрейя. Скорее, он предупреждал тебя о том, что на этом пути будут те, кто попытается тебя убить.
― Как будто я сама этого не поняла.
― Вершина горы ― священная земля. ― Рука Бьорна прижалась к моим ребрам, чтобы удержать меня на месте. ― Оружие запрещено, потому что все смерти должны быть принесены в жертву богам, и это обеспечивает определенный уровень безопасности в пределах границ Фьяллтиндра.
Меня это не слишком утешило.
― Сколько времени нам понадобится, чтобы добраться туда?
― Завтра мы достигнем деревни у подножия горы, где оставим лошадей, ― сказал он. ― Потом еще полдня подъема.
Ночь под открытым небом. Я тяжело сглотнула.
― Думаю, нам следует ехать быстрее.
***
К тому времени, когда опустились сумерки, лошади уже изрядно устали, а мое тело болело от многочасового подпрыгивания между бедер Бьорна. Судя по его стонам, когда он медленно сползал с коня, падал на спину в грязь и кричал в небо, что потерял способность зачинать детей, у него дела обстояли не лучше.
И все же впервые с тех пор, как мы покинули Халсар, кто-то засмеялся, и я была рада даже временному ослаблению напряжения, пусть даже смеялись надо мной. Воины толкались и пихали друг друга локтями, ухаживая за лошадьми, а рабы, которых взял с собой Снорри, занялись приготовлением ужина, пока их хозяйка сидела на скале, явно не собираясь ничего делать.
Я заколебалась, не зная, чем заняться, а потом пошла к рабам. Я не знала, как устроить оборону лагеря, но могла развести костер и освежевать дичь.
Осторожно сложив кучу хвороста, я запихнула под него мох. Моя покрытая шрамами рука болезненно затекла, вероятно, из-за тренировок с Бьорном, и я с трудом удерживала нож, чтобы чиркнуть им по кремню.
― Есть более простой способ. ― Бьорн присел на корточки рядом со мной, в его руке появился топор. Алое пламя замерцало и заплясало, когда он сунул его в мою тщательно уложенную кучу дров, опрокинув все, а затем исчез во тьме.
Я посмотрела на оружие ― это была первая возможность рассмотреть топор вблизи. От него исходило сильное тепло, хотя пот, появившийся на лбу, выступил скорее от нервов, чем от температуры, поскольку я вспомнила, что почувствовала, когда топор обжег мне руку. За мгновение до того, как я взяла его, пламя охватило мою ладонь, словно намереваясь поглотить меня. Словно сам Тир хотел наказать меня за то, что я взяла в руки оружие, которое никогда мне не предназначалось.
Однако любопытство оказалось сильнее страха, и я наклонилась ближе, щурясь от сияния. Под мерцанием огня сам топор казался сделанным из полупрозрачного стекла с узорами, выгравированными на лезвии и рукояти.
Осознав, что рабы наблюдают за мной, я набросала на топор хворост. Древесина быстро воспламенилась, оранжево-золотистые и голубые оттенки естественного пламени смешались с кроваво-красным божественным огнем, когда я добавила более крупные поленья.
― Ты опишешь мне внешность призрака? ― Стейнунн опустилась на колени рядом со мной, ее плащ скользнул в опасной близости от топора Бьорна. Я потянулась, чтобы отодвинуть ткань, и одновременно сказала:
― Он был в плаще с капюшоном. Из него вырывались зола и дым, как будто он горел под плащом.
― Что ты почувствовала, увидев его? О чем ты подумала?
Моя челюсть сжалась, назойливость ее вопросов снова вывела меня из себя. Словно почувствовав мое раздражение, скальд быстро сказала:
― Так работает моя магия, Фрейя. Я записываю истории нашего народа в виде баллад, но, чтобы они были проникновенными и эмоциональными, они должны быть рассказаны с точки зрения тех, о ком идет речь, а не моих собственных наблюдений. Я хочу лишь воздать должное твоей растущей славе.
― Странно делиться с кем-то, кого я едва знаю.
В глазах скальда мелькнула редкая эмоция, затем она отвела взгляд.
― Я не привыкла говорить о себе. Большинство желает, чтобы я рассказывала об их подвигах, поэтому разговор идет о них, а не обо мне.
Мое раздражение сменилось сочувствием, и впервые с момента нашей встречи я по-настоящему сосредоточилась на скальде, размышляя о цене ее дара. Каково это, когда каждый, с кем ты разговариваешь, заботится только о том, чтобы рассказать тебе свою историю ради возможности прославить себя в балладе, и совсем не интересуется женщиной, которая их сочиняет. Стейнунн использовали как инструмент, так же, как и меня.
― Я бы хотела узнать о тебе больше.
Стейнунн напряглась, затем вытерла ладони о юбку.
― Рассказывать особо нечего. Я родилась в маленькой рыбацкой деревушке на побережье. Когда мне исполнилось четырнадцать, наш ярл взял меня в услужение, но это было недолго, потому что вскоре другой ярл узнал о моем даре и заплатил ему золотом, чтобы забрать меня. Так продолжалось много лет, ярлы покупали мою службу друг у друга.
Как рабыню.
― Ты не могла распоряжаться своей жизнью?
Стейнунн пожала плечами.
― По большей части мне хорошо платили и заботились обо мне, а в последние годы моя… свобода возросла. При последних словах она стиснула зубы, но затем улыбнулась мне, и чувство неловкости исчезло так же быстро, как и появилось.
Я открыла было рот, чтобы спросить, есть ли у нее семья или хочет ли она ее иметь,