Тень успеха - Лариса Шкатула

– Что? Я не ослышалась?

– Не ослышалась, – нарочито тяжело вздыхает он. – Ты – такая знаменитая, такая титулованная, да ещё и кандидат наук. Слушай, многие женщины к сорока годам такого не достигают, а тебе нет и тридцати.

Я ничего не отвечаю, но про себя сожалею, что все свои восхваления моих достоинств Михаил Иванович не позволил себе в присутствии Марины Константиновны. Вот бы она послушала!

Мысленно проговариваю это и вдруг понимаю, что думаю так скорее по привычке ещё того времени, когда я все хотела что-то доказать Лавровым. Чтобы они поняли, что я не хуже их, а теперь… Я же выздоровела! Ну да, у меня прошла хронически запущенная болезнь.

Больше не вспоминается мне, как когда-то, ни презрительный взгляд Лавровой, ни ее явное моральное превосходство. Наоборот, помнится какой-то потерянный Пётр Васильевич и его жена, тоже поникшая. Оба понимали, что с освобождением Лаврова их проблемы не ушли. И вряд ли его соратники оставят своего приятеля в покое, уж больно приличный кусок в баксах они ему насчитали.

Даже если они и думали обратиться за помощью к своему сыну, то вовсе не были уверены в том, что сыночек на их просьбу откликнется.

Я и сама не знала, почему представляла Евгения законченным мерзавцем. Раньше ведь я считала, что он просто слаб духом.

Да пусть он и откликнется, и заберет своих родителей к себе в Америку, но что-то я увидела в них такое, отчего мне больше не хотелось принадлежать к их роду. И стало почти безразлично, что там они обо мне думают!

Разве такие отношения у меня с моими родителями? Мы – прежде всего близкие люди, готовые всегда прийти друг другу на помощь, а уж бросить в беде… никому бы из нас и в голову не пришло.

А самое смешное, я ведь так ничего и не сказала о себе, не похвасталась своими достижениями, которые должны были бы убедить Марину Константиновну в том, что она была ко мне несправедлива.

Теперь я могла отпустить на волю свое воображение и не мешать ему представлять, что было бы, возьми Лаврова тогда, шесть лет назад, меня с собой. Чего греха таить, мне мечталось об этом. Я представляла себе идиллические отношения с моими новыми родственниками и как они полюбят нас с Мишкой, когда поймут… Что они должны были понять, я, оказывается, представляла себе довольно смутно.

Нет, теперь я ни о чем не жалела. Всё сложилось правильно в моей жизни. И то, над чем подшучивает Найдёнов, целиком моя заслуга. Я сама себя сделала.

А моя маленькая фирма… Это всего лишь переходный этап к чему-то большому, по-настоящему важному, чему, я пока ещё не решила. Как будто бежала, бежала, добежала до финиша, но это был всего лишь один из этапов жизненной эстафеты, а таких этапов у меня впереди ещё много. Я твердо в этом уверена.

Едва наш самолет из аэропорта Внуково поднимается в воздух, как я засыпаю и сплю до самой посадки в родном городе. Даже странно, что меня так потянуло в сон. И в самом деле, как при выздоровлении после тяжелой болезни. Надолго затянулся мой давний стресс. Говорят, в молодости всё переносится легко, а у меня, видно, вирус был особый, потому и болела я долго, с осложнениями.

В самолете Найдёнов сел рядом со мной. Он, видимо, надеялся, что хотя бы в самолете мы с ним поговорим по душам, и он объяснит мне всё про наши с ним отношения. После банкета он проводил меня до моего номера, но на попытку со мной поговорить, как накануне, я ответила извинением:

– Прости, Миша, я почему-то так устала, что совершенно не способна к разговорам. Или к игре в шахматы. Я элементарно иду спать!

Невольно приходит на ум стихотворение нашего с Мишкой любимого поэта:

Каждый платит, покупает,

Так и вечер наступает.

У Савелия-скворца

Денег стало пол-ларца,

У Игната-индюка —

Половина сундука.

А курица Настя —

Прямо курам на смех:

У нее вся выручка —

От баранки дырочка.

В том смысле, что любая другая женщина на моем месте уж не упустила бы такого крутого жениха, как Найдёнов. Подумаешь, что-то ему там показалось. Можно было убедить, объяснить, в конце концов, рассказать ему, какой он хороший и как любая женщина о таком мечтает, даже если у него совсем нет денег…

Правда, тут есть ещё кое-что: Найдёнов мне помог, и помог серьезно, но ждёт ли он от меня за это особой награды? Должна ли я ему как-то компенсировать перенесенные переживания? Ведь та история, в которую я его втянула, могла кончиться далеко не так хорошо, как на самом деле.

– Ничего вы мне не должны! – с сердцем говорит Найдёнов, и я с испугом взглядываю на него: неужели всё-таки он читает мои мысли? Уж больно часто и впопад мне говорит, словно в ответ на мои мысли.

Михаил Иванович пропускает меня вперед по проходу и отбирает у меня сумку.

– Я помогу донести!

Мы с ним опять переходим на вы, как будто ничего между нами не случилось. Ни того вечера в его номере, который чуть не закончился… Вот потому и переходим, что «чуть» по-русски не считается, как говорили мы в детстве.

– Я вас довезу? – полуутвердительно предлагает Найдёнов.

– Спасибо, но меня встречают, – говорю я, заметив в толпе встречающих белокурую головку Кати.

А ведь я вовсе не просила её встретить меня. Просто позвонила вечером к ней домой, спросила, как там она справляется с нашими разбойниками и не появилась ли у неё в связи с этим мысль завести второго ребенка.

– Второго? – шутливо ужаснулась Катя. – У меня только что мелькнула мысль, не прибить ли и этого? Разбаловался, управы на него нет. Вёе перед дружком выпендривается.

– А как Мишка себя ведёт, не наглеет?

– Мишка? Что ты, он такой обстоятельный маленький мужичок. Я случайно слышала, как он уговаривал Димку: «Если ты будешь так баловаться, нам не разрешат жить с тобой вместе». У Димки ведь мечта появилась: попросить у тети Ани, чтобы она отдала нам Мишу, представляешь?

– Ничего, вот ты отправишься в свою Европу, он поживет у нас, так что мечта ребенка близка к осуществлению.

– Вообще-то Европа не моя, – смеётся Катя. – Тебе сына позвать к трубке?

– Позови, – прошу я, чувствуя, как от предвкушения у меня замирает сердце. Как же я соскучилась по своему мальчику!

Мишка тоже. Слышно, как он частит и задыхается от волнения. Как бы ни старался он выглядеть мужчиной – об этом я ему порой говорю, – но он всё равно ребёнок.

– Мамочка, тетя Катя говорит, ты скоро приедешь?

– Завтра, сынок, в два часа дня.

– И ты заберешь меня пораньше?

– Конечно, мое солнышко, заберу! Я тоже по тебе очень соскучилась.

– Ну, тогда я пойду?

Мой сынок быстро устает от взаимных нежностей. Бесконечно твердить, что он меня любит или, как сейчас, что он соскучился, у него не хватает терпения.