Теряя сына. Испорченное детство - Сюзанна Камата

Детей у нас нет. Скорее всего, будут, когда-нибудь потом. Но пока мы не собираемся взваливать на себя такую сильную эмоциональную привязанность. Дети – источник сильной сердечной боли. Мы это прекрасно осознаем.

Кея не существует. Он не родился.

Нет, стоп. Такая жизнь мне не нужна.

На следующее утро Филипп везет меня в аэропорт. У меня достаточно времени, чтобы купить сувениры. Филипп стоит у меня за спиной, а я перебираю одежду и бусы. Магазины ломятся от деревянных раскрашенных фигурок животных, футболок, шарфов. Повертев в руках резинового дракона и представив восторг Кея, я кладу его на место. Я уже решила, что не буду пытаться отвоевать его с помощью подарков. Кроме того, а что, если его бабушка найдет игрушку? Она ведь спросит, откуда она у него. Вряд ли он сможет соврать. А если она узнает, что дракон из Индонезии? Если она узнает о моей поездке? Кто знает, что они там придумают. Возможно, это окажется козырем в их руках. Поэтому ничего для Кея, даже открытки. Покупаю несколько батиковых шарфов для подружек из «Ча-ча-клуба» и кассету традиционной музыки Бали для Эрика. Будет ставить ее во время своих занятий йогой. Для Майи – футболку в радужных разводах. Очень вызывающе выглядит и совсем не сочетается с ее наручными часами «Шанель». Но в том-то и фишка. Соедините несоединимое – и получите что-то новое. Как раз то, что нужно для старшеклассницы.

Кассирша пробивает мои покупки, и в моем мозгу освобождается место для мыслей о Филиппе. Я думаю о том, что не исключено, что он попрощается со мной по-голливудски.

Я предвкушаю страстный поцелуй в вестибюле или пробежку по взлетно-посадочной полосе с криками: «Я люблю тебя!»

Он провожает меня до выхода на полосу, мельком смотрит на часы.

Его глаза мечутся из стороны в сторону. Он качается на каблуках, переминается с ноги на ногу, опять качается. Совершенно не в состоянии стоять спокойно.

Объявляют начало посадки. Я не спешу встать в очередь. Я думаю о том, как Сигурни Уивер в том фильме садится на последний самолет в Джакарту. Как она смотрит на полосу, ждет своего мужчину, надеется, что он пожертвует своим заданием ради любви к ней. И когда трап уже поднимается, когда надежды уже нет, она видит, что он бежит к самолету. Мел Гибсон, весь в поту, с заклеенным глазом. Он бежит к ней.

Когда на выходе никого, кроме меня, не остается, Филипп чмокает меня в губы и говорит:

* * *

Я опять встречаюсь с Майей. У нее на руке – бриллиант размером с Кейо-плаза. Выглядит очень забавно в сочетании с ее обычной одеждой.

– Ух ты, – говорю, когда он чуть не выжигает мне глаз отраженным лучом. – Ты что, обручилась или что?

Она заливается румянцем.

– Это мне друг подарил, – говорит она, не отвечая прямо на мой вопрос.

– Он, наверно, богатый.

– Да. Богатый.

Некоторое время мы молча любуемся идеальными гранями бриллианта. Восхищаемся.

– Только не говорите никому, ладно? – просит она. – Особенно моей матери.

Смешно. Я бы не смогла, даже если бы захотела. Ее мать и разговаривать со мной не станет. Я киваю:

– Ладно, обещаю.

Мы сплетаем мизинцы, чтобы подтвердить клятву, хотя это не обязательно – мы и так уже повязаны. Я ведь Майина заказчица.

Девочка улыбается.

– Моя мать согласилась на этой неделе посидеть с Кеем. Я обещала помочь. Могу привести его в парк, чтобы вы с ним повидались.

Кровь отливает от моего лица. Я едва не падаю в обморок. Это слишком хорошо, чтобы быть правдой. Мне не может так повезти.

– А почему? – Голос у меня дрожит. – А окасан чем занята?

– Ее кладут в больницу. – Майя пожимает плечиком, как будто это самое обычно дело, но глаза отводит.

– В больницу?

– У нее что-то не так с пищеварением. – Майя смотрит в свои записи, опять краснеет и говорит: – Моя мать говорит, что, возможно, им придется перенести свадьбу.

– Свадьбу?

– Да. – Майя почти шепчет: – Господин Ямасиро опять женится. У него невеста из важной семьи. Поэтому мать господина Ямасиро нервничает.

Могу себе представить.

* * *

Проходит неделя. Я вхожу в свадебную часовню Сильвер-Белл. Я на шпильках, в светлом костюме. Все взято на время у Бетти. В моем шкафу сейчас мало что висит, кроме костюма для серфинга и обтягивающих «рабочих» платьев. Для свадебной церемонии в церкви уж точно ничего не найдешь.

Но на самом деле это не настоящая церковь, а что-то вроде театра на крыше отеля. Европейского вида священник в торжественном облачении – тоже не священник, а какой-нибудь учитель английского, который по выходным подрабатывает на таких вот свадьбах в европейском стиле.

Я сажусь на переднюю скамью, рядом с мамой Моритой. Она держит наготове носовой платок. Надеюсь, у нее водостойкий макияж. Мама-сан сама никогда не была замужем. Думаю, в такие дни, как сегодня, она об этом жалеет. Но ведь никогда не поздно… Никогда не знаешь, что произойдет завтра.

Она сжимает мою руку. Я в ответ – ее, едва не поцарапавшись о ее многочисленные кольца.

В часовню заходят еще несколько гостей, затем «священник» кивает органисту, японке в розовом тюлевом платье, и раздается свадебный марш.

Не видно ни девочек, разбрасывающих розовые лепестки, ни подружек невесты, ни шаферов. Все оборачиваются в сторону входа, но там никого нет. Неужели передумала? Я смотрю на других гостей, стараясь по их лицам понять, что происходит. Вижу маленькую филиппинку в очках, с волосами, стянутыми в хвост. Рядом с ней мальчик с мордашкой кофейного цвета, в темно-синем костюмчике. Его волосы причесаны тщательно, один к одному. Его лицо вдруг светлеет, я поворачиваюсь и вижу в дверях белое облако. Лицо невесты скрыто под вуалью. Мы не видим ее макияжа, на который она потратила два часа. Она идет одна, никто ее не ведет. Она все решила сама и выполнит все сама.

Она приближается к алтарю, к стоящим по бокам алтаря вазам с цветами, к ожидающему ее жениху. Мальчик тянется к ней, и я вижу, что Вероника не смотрит на человека, который вот-вот станет ее мужем. Даже через вуаль видно, что ее взгляд направлен на сына. На Луиса. Она подмигивает ему и занимает место рядом с господином Симой. Поколебавшись, он берет ее за руки – с таким видом, как будто она может от него убежать.

Церемония начинается. У меня слезы наворачиваются на глаза, и я лезу в сумочку за носовым платком. Такая любовь и надежда на лице Симы-сан! Холодная решимость – на лице Вероники. Я прошу Бога, чтобы она научилась любить его. Желаю им тысячу лет счастья – Веронике, господину Симе и Луису.

В последний раз, когда мы с Кеем официально виделись, я повела его в «Макдоналдс» – тот, что возле вокзала. Он съел чизбургер (без маринованных огурчиков), свою порцию картошки, половину моей и маленький стаканчик ванильного мороженого. От мороженого у него остались белые «усы».