Мы к вам приедем… - Дмитрий Лекух
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Али с ходу азартно включился в спор, а мы с Гарри добили сигареты и пошли в купе к некурящему Степаше.
От марихуаны, кстати, вся наша компания наотрез отказалась.
Али и Мажор из наркоты юзали исключительно «первый», а я чувствовал, что уже и так нахожусь в состоянии «легкого говнеца», и решил не усугублять.
Пришли в купе, хлопнули по рюмашке, стали слушать бесконечные Степашины истории.
Хорошо…
…Через минут сорок к нам в купе вернулся злой, встрепанный и какой-то слегка потерявшийся Али.
Хлопнул, ни с кем не чокнувшись, рюмку, уставился в окно.
– Что-то случилось? – спрашиваю.
– Угу, – отвечает и тут же наливает себе вторую. – Ты представляешь, переспорили, гады! Во волки выросли, долбануться можно…
– А это плохо? – интересуюсь.
– Почему плохо? – удивленно поднимает бровь. – Просто неожиданно…
Посмотрел на нас троих, извинился, налил всем.
Смеемся.
– Что, – спрашивает Гарри, – не ожидал?
– А то, – фыркает в ответ Али. – Интеллектуалы хреновы. И ведь что самое страшное, блин, – никаких авторитетов не признают, волчары. Таких даже бить бесполезно, либо убеждать, либо – сразу убивать…
– Можно подумать, – поднимает на него мутноватый пьяненький взгляд Степаша, – тебя самого по другим чертежам собирали. Ага. Сколько лет мы уже с тобой знакомы-то, чудо олигархическое? Много? Ну вот тогда – пей и не пизди…
– Да я что, – немного смущается Глеб, – возражаю, что ли? Просто немного непривычно, когда тебя вчерашние щенки мордой по столу возят. И, блин, что самое обидное – вполне по делу…
– Ну вот тогда – и пей! – требует Степа, протягивая в его сторону пластиковый стаканчик с водкой.
– А я что делаю? – удивляется Али. – Доклад по разрядке международной напряженности что ль готовлю?!
Чокается со всеми и одним глотком отправляет водку строго по назначению.
Потом оглядывает собравшихся, вздыхает и поворачивается в мою сторону.
– Слышь, – говорит, – студент, дверь закрой на замок, пожалуйста.
Жму плечами, не понимая зачем, но просьбу выполняю.
А что?
Мне не сложно…
…Глеб еще раз вздыхает, оглядывая заставленный водкой и заваленный Степашиными закусками небольшой купейный столик, лезет к себе в сумку, достает оттуда компакт «Cure», а из кармана небольшой серебряный портсигар.
Насыпает на компакт порошок, растирает кредиткой, раскатывает три длинных жирных дорожки.
– Тебе, – строго смотрит на Степашу, – не предлагаю, а нам с парнями взбодрится, по ходу, нужно. А то даже у меня легкий мутнячок в мозгах, что уж тут о молодом-то говорить…
– Да я, – мелко трясет головой Степаша, – и не претендую. Если мне на мой спирт еще и ваш «бодрячок» наложить, то тут пиздец всему вагону придет. Однозначно. А то, может, и всему выезду…
– Ну, – вздыхает Али, – вагону кирдык, кажется, по-любому намечается. Больше трети состава – злющее мясо едет. И пьяное – уже сейчас в говно-говнище. Мы, в принципе, с парнями из «По» уже проводнице еще дополнительного бабла занесли, так что, по идее, с ее стороны вызов ОМОНа вроде как не намечается. Но кроме нее и нас тут еще и «гражданские» пассажиры присутствуют…..
И начинает заботливо сворачивать в трубочку стоевровую купюру.
– Более правильная валюта, – поясняет. – Доллар все-таки пошершавее чутка. Про наши деньги – вообще молчу, технологии каменного века.
– Если б наши деньги только по качеству доп-девайса для нюханья кокса не прокатывали, – вздыхает банкир Гарри, принимая у Али компашку с порошком, – это бы, старый, полбеды было. А технологии у нас пока еще даже не каменные, а самые что ни на есть деревянные…
Втягивает дорожку в два приема, сначала правой, а потом левой ноздрей, закидывает голову вверх, потом бережно протягивает мне «Greatest Hits» самой великой британской группы конца восьмидесятых годов прошлого века и продолжает.
– До сих пор не могу понять, как при таких запасах нефти и газа да еще при таких на них ценах у нас до сих пор такая говенная валюта…
– Да хрен его знает, – жмет плечами Али. – Я не финансист, в отличие от тебя, в конце-то концов. Лучше скажи, как стафф?
– Вроде, – кивает Гарри, – ничего. Но еще не прочувствовал…
Я подражаю Мажору и тоже справляюсь со своей дорогой в два приема.
Али чуть презрительно морщится и втягивает свою долю одной, правой, ноздрей. После чего стирает пальцем с компашки остатки порошка и втирает в десны.
– Хрена себе «ничего», – удивленно смотрит на Гарри. – У меня аж всю челюсть через секунду заморозило.
Гарри жмет плечами и улыбается. Я почти на физическом уровне ощущаю, как отступает алкоголь и у меня яснеет в башке. Или, думаю, это всего лишь самовнушение?
Где-то за окнами стучат колеса и проносятся гигантские безмолвные пространства России.
Али и Гарри насыпают себе еще по одной, а я извиняюсь и иду курить в тамбур.
На этот раз он пуст, и это опять-таки – очень и очень хорошо.
Мне кажется, что я наконец-то начинаю чуть-чуть разбираться в механизме воздействия кокаина…
Не знаю, как у других, а у меня он слегка очищает мозг и плюс помогает более тонко чувствовать.
Собеседника, компанию, просто мир вокруг.
Неважно.
Вот, к примеру, обратил ли бы я в какой другой ситуации внимание на то, как красиво мерцает огонек зажженной сигареты при отражении в стекле полутемного тамбура девятого вагона скорого поезда Москва – Санкт-Петербург?
Вряд ли бы, думаю.
А сейчас я это отлично понимаю, и мне от этого хорошо.
Я докуриваю сигарету и просто смотрю в темный прямоугольник окна. Очень громко, как всегда бывает в тамбуре, стучат колеса по стыкам. Говорят, что в Европе такого стука нет, у них другая технология укладки путей, и там нет зазоров между рельсами, вот и стучать не по чему.
С одной стороны, это, наверное, здорово, а с другой, – что это за поездка в поезде без стука колес, к которому привыкаешь и который совсем не мешает, а, наоборот, убаюкивает?
Не знаю, не знаю…
Как иногда говорит мой отец на даче, когда собирается со своими пожарить шашлычка под водочку: «Главное в пьянке это не напитки, а антураж».
Согласен, наверное…
Вот, казалось бы, какая смешная деталь, этот самый стук колес.
А без него уже и поезд как бы не поезд.
Я прислоняюсь лбом к холодному темному стеклу и лезу в пачку за следующей сигаретой.
За окном стремительно мелькают редкие огни: какие-то фонари, иногда переезды, иногда – какие-то странные, убогие даже в ночи, пристанционные домики.