Мы к вам приедем… - Дмитрий Лекух

Все облегченно вздыхают, Гарри угощает меня щепоткой кокаина.

– Взбодрись, – вздыхает, – слегонца. Тебе сейчас, бедолаге, сначала через весь город пылить в дребезжащей «шестерке», скорее всего. А потом с билетами суетится. И знаешь что? Давай-ка я тебе еще баксов триста одолжу, в Москве отдашь. Вдруг билетов в эконом-класс не будет? А перед любимой девушкой этим оправдываться – это как теплую водку пить с похмелья. Вроде и надо, и никуда не денешься, а противно. Я знаю, что говорю, уже семь лет как женат. Двоих доченек мне родила, умница…

Ни фига себе, думаю.

Если б мне кто сказал, что у отмороженного по жизни Гарри Мажора может быть столько нежности в голосе.

И про дочек он мне никогда почему-то не рассказывал.

Вот такие вот дела, соображаю.

Похоже, что они меня уже своим считают.

Приняли, так сказать.

Ну, насчет Али я пока что не уверен, конечно, а вот Гарри – кажется, принял.

Здорово.

Вынюхал кокаин, взял, с благодарностью, триста баксов.

Действительно, думаю, мало ли что…

…Так оно, кстати, и получилось.

В Москву пришлось лететь как олигарху, в бизнес-классе.

В обычный «эконом» мест не было даже на листе ожидания.

Как бы я и вправду потом Лиде в глаза-то смотрел?

…Так или иначе, вечером двадцатого апреля я уже был в Москве.

Поздоровался с собирающимися в длинную забугорную командировку родителями, принял с наслаждением душ, быстренько перекусил маминой курицей и заперся в своей старой «детской» комнате.

Вроде как – устал после перелета.

На самом деле просто подумать надо было.

Включил комп, воткнул в музыкальный центр сидишку с медленным эсид-джазом, завалился на старенькую кушетку, закинув руки за голову.

Лежу, думаю.

А мысли, как назло, никакие в голову не лезут, вот и приходится стены рассматривать.

Полки с книгами, половину из которых собирался, да так и не прочитал.

Постеры с Цымбаларем, Цоем и Дэвидом Гэханом.

Старые фэнзины «Ультрас Ньюс», стопкой на огромном «дедовом» письменном столе, рядом с компьютером.

Старый телек и новехонький музыкальный центр.

Ингина фотография с гонки, притаившаяся среди книг.

Она там очень красивая, злая, раскрасневшаяся, в черной кожаной «косухе» и черной бейсболке на фоне белоснежного «Ская».

Слили гонку тогда…

По моей глупости, как сейчас помню…

Фотку теперь надо убрать, кстати, неправильно это.

Хоть и хорошая фотография, но, похоже, – этот этап в моей жизни миновал.

И, если честно, гордиться им у меня вряд ли получится…

…А кстати, интересно, что бы подумал Али, окажись он, так, чисто случайно, в этой комнате?

Ну, насчет фотографии собственной жены на самом почетном месте – понятно, что бы подумал.

Я о другом.

Понял бы он что-нибудь обо мне?

Наверное, понял бы.

Даже – наверняка…

…С этими мыслями – я и уснул…

Так в результате и не раздевшись, и ни о чем не подумав…

А наутро проснулся, позавтракал на скорую руку маминой яичницей с беконом (она мне, кстати, сказала, что они с отцом и мелкой улетают сразу же после майских праздников, дом для них в Испании фирма уже сняла, будут рады, если я приеду летом хотя бы ненадолго) и отправился к дому Али забирать машину.

Там-то я с Ингой, естественно, и столкнулся.

Стоит перед подъездом: высокая, стройная, стильная, темные волосы по плечам рассыпаны, а водитель с Глебовой фирмы – я его немного знаю – ей чемодан в багажник служебной машины грузить помогает.

Грустная какая-то.

И как всегда – очень красивая.

– Привет, – говорю.

– А, – замечает меня, – и тебе приветики. А ты уже вернулся, что ли?

– Угу, – улыбаюсь, – я же только на футбол ездил, это твой муж прямо оттуда еще и на рыбалку свалил. А я – сразу в Москву…

Она неожиданно мрачнеет.

– Да пошел он, – тянет сквозь зубы, – со своими рыбалками и «выездами». Обещал вместе со мной в Германию поехать, у меня там друзья нас вдвоем уже три года ждут. И каждый раз вдруг: «Извини, дорогая, планы изменились, тебе придется слетать одной». Вот и лечу одна, как дура, обидно – сил нет…

– Ну, – неожиданно для себя вступаюсь за Али, – он же не просто так, Инг, он же по бизнесу на эту рыбалку помчал, с банкирами знакомыми, сама понимаешь…

– Да насрать я, – свирепеет, – хотела на его бизнес! И на все остальное! Бизнес, ага! Можно подумать, я не знаю, что денег, которые он уже заработал, нам до старости не прожечь! Даже если очень захочется! В игры он свои играет, а не в бизнес, что я, совсем дура что ли…

Я делаю шаг вперед и обнимаю ее за плечи. Она плачет.

– Ну что ты, – говорю, – Инга. Ну что ты? Ну да, он большой мальчик и играет в большие игры. Вот такой вот он уж уродился, другим не будет. Да и нужен он тебе самой-то другим, не таким?

Она отворачивается.

Успокаивается, аккуратно, чтобы не повредить макияж, промокает глаза белой бумажной салфеткой.

– Да я все понимаю, – вздыхает, – Данька. И сама себе каждый раз то же самое говорю. Просто устала. Очень. Мне ведь уже тридцать пять, мальчик. И я с каждым годом – не молодею…

Проводил ее до машины, усадил на переднее сиденье рядом с водителем.

Она помахала мне рукой и уехала, а я уселся на скамейке во дворике, вынул пачку сигарет и закурил.

Надо же, думаю.

Тридцать пять лет, оказывается.

А я-то думал – ей лет двадцать семь, от силы.

Ну – двадцать девять.

Выглядит-то она вообще почти как моя ровесница, но – понятно, что старше, – по тому, как говорит, как держит себя уверенно, по всему.

Но чтобы – тридцать пять?!

Повезло Али.

Хотел бы я, чтобы Лида в таком возрасте так же выглядела…..

Порода!

Хотя, наверное, справедливости ради, и деньги Али – которые она тут вот только что хаяла – тоже свою роль в этой ее молодости сыграли.

Ага.

Какая бы порода не была, а женская ухоженность не породой достигается.

А исключительно шершавыми зелеными бумажками с портретами чужих мертвых президентов. Которые и идут на оплату самых лучших в Москве косметологов, массажистов и прочей женской хрени, в которой я, к сожалению или к счастью, совсем не разбираюсь,