Снежный блюз - Керри Гринвуд

Концерт полностью оправдал ожидания мельбурнцев. Ратуша была переполнена, все билеты проданы, и, к радости Фрины, доктор Макмиллан тоже была там; хотя от нее, как и всегда, пахло йодом, она появилась в шляпке и элегантном платье из черного бархата.

– Вы тоже здесь, Фрина? Посмотрите, как я сегодня разоделась. Меня разрядили, как ребенка, и запретили надевать брюки. Я взяла слово со всех своих пациенток никого без меня не рожать, так что все должно быть в порядке. А что, Мельба сегодня в голосе?

– Думаю, да. Тихо, вот она идет.

Певица вышла на сцену под гром аплодисментов, и ее поприветствовал дирижер. На ней было платье из струящегося пурпурного шелка, обильно расшитое бисером на плечах и подоле. Фрина подумала, что Мельба, должно быть, крепкая женщина, если так стойко выдерживает вес своего одеяния. Оркестр заиграл «Прощай и не сердись» из «Богемы», и Мельба запела.

У нее был мощный голос, чистый и переливистый, но не тонкий; каждое слово она выводила старательно и отчетливо. Но что внушало Фрине особую симпатию – так это чувство, которое Мельба вкладывала в каждую ноту. Фрина представила умирающую куртизанку, говорящую «прощай» жизни и любви, и к горлу подступили слезы. Невысокая полная женщина ушла со сцены; потом – томительное ожидание, белый занавес, подавленные поклонники. Певица закончила арию и позволила оркестру продемонстрировать свои таланты в нескольких рондо, затем вернулась и исполнила «Песню об иве» из «Отелло» и «Аве, Мария», чем вызвала слезы у большей части публики.

Под конец концерта, вся в венках и букетах, она вернулась на сцену и спела арию Керубино из «Женитьбы Фигаро» так идеально и мастерски, что зрители поднялись со своих мест и выражали свое восхищение, бросая на сцену цветы и аплодируя до дыр в перчатках.

– Чудесный голос, – сказала доктор Макмиллан, – своим пением она даже тюленей из моря выманит.

– Я хочу вам кое-что сказать, – произнесла Фрина, очнувшись от грез, навеянных музыкой. – Я хотела бы отправить вам кое-что на анализ, проверить на наличие яда. Вы сможете помочь мне?

– Да, во всяком случае, лаборатория точно все сделает. А что насчет кокаина, Фрина? Надеюсь, вы не станете играть с огнем?

– Стану, тем более что он разгорается все ярче. Вот, возьмите эти деньги и отдайте двадцать фунтов из них девушке, которая принесет вам образцы, – ее будут звать Морин или Бриджит. А я приду навестить вас завтра.

Фрина поцеловала доктора Макмиллан, от души поблагодарила хозяйку за чудесный вечер и выскользнула из толпы, чтобы пешком прогуляться до «Виндзора».

«Надеюсь, – подумала она, взбираясь по холму к Парламенту, – очень надеюсь, я знаю, что делаю».

Дот пила чай и читала газету.

– Хорошо провели время, мисс? – спросила она, отставляя в сторону чашку.

– Восхитительно, – бросила Фрина через плечо и прошествовала в спальню раздеваться. – Кто-нибудь звонил?

– Да, мисс. Звонила госпожа Эндрюс и просила напомнить, что вы обещали скоро ее навестить.

– Кто-нибудь еще? – донесся приглушенный голос Фрины уже из ванной.

– Нет, мисс, только тот полицейский. Он очень расстроился, что не застал вас. Просил перезвонить, как только вы вернетесь.

– Позвоню ему завтра, сейчас уже ночь. Дот, пожалуйста, брось мне халат.

Дот сунула в щель двери халат, и Фрина вышла из ванной.

– Еще вам письмо, мисс.

Фрина взяла в руки конверт. В его верхнем левом углу была помещена эмблема отеля «Скотс». Мисс Фишер разорвала конверт.

«Милая Фрина, – гласило письмо, написанное размашистым вычурным почерком. – Позвольте мне еще раз преклонить колени в храме вашей красоты. Завтра в одиннадцать я буду в вашем отеле». И подпись: «Преданный вам Саша».

Фрина фыркнула, скомкала письмо и бросила его в корзину. Корыстная натура Саши была полностью разоблачена. Однако, засыпая, она подумала, что в танцоре все-таки есть очарование.

Она заснула, улыбаясь. Ее тело помнило Сашу предательски отчетливо. Два часа спустя она проснулась, разгоряченная и вспотевшая, и второй раз за вечер приняла ванну – исключительно из-за него.

В этой тьме восходит яд,

Черным цветом распускаясь

Под дождем из слез.[48]

Уоллес Стивенс «Еще одна плачущая женщина»

Офицер полиции Джонс прикрепила к своему тонкому дешевому костюмчику цветок герани и поднялась по ступенькам, ведущим на вокзал. Она приехала сюда без десяти три, а сейчас уже было пять минут четвертого: что если Мясник Джордж почуял неладное и не собирался показываться? Джонс, обнимавшая руками, на которых не было обручального кольца, искусно увеличенную талию, была больше взволнована, чем напугана. Она наблюдала за оживленным движением у вокзала на Флиндерс-стрит и вдруг заметила старенькое такси, которое, она была уверена, уже проезжало мимо пять минут назад. Машина снова проехала рядом с ней. Джонс прошлась по тротуару и уставилась в витрину шляпного магазина, пытаясь успокоиться.

Обернувшись, она увидела, как и было условлено, фургон. Высокий мужчина с короткой стрижкой махал рукой, подзывая ее к себе.

– Ты Джоан Бернард? – спросил мужчина. Джонс кивнула.

– Деньги принесла? Она вытащила кошелек.

– Тогда поехали, садись сзади.

Джонс забралась в отвратительно вонявший фургон и уселась на пол. Из окон ничего не было видно. Ей показалось, что они свернули, потом еще раз и поехали вдоль по длинной улице, несколько раз резко затормозив. Машина скрипела и дребезжала. Водителя констебль так и не смогла разглядеть.

Фургон остановился на шумной улице, пахнущей едой. Дверь распахнулась, констебля грубо схватили за руку и потащили прочь; она успела заметить, что находится на Литтл-Бурк-стрит и что такси, которое она видела раньше, остановилось неподалеку. Ее потащили через обитую железом дверь в гостиную, обставленную очень старомодно: пианино, кресла и стол с букетом засушенных цветов под стеклянным колпаком. В дальнем от окна углу стояли две железные кровати, накрытые старенькими одеялами, которые совершенно выбивались из этой обстановки.

– Давай деньги, – потребовал высокий мужчина с коротко стриженными волосами, протянув грязную руку.

Джонс отдала ему десятифунтовую банкноту, и тот отвратительно ухмыльнулся.

– Снимай белье и ложись на стол, скоро мы приведем тебя в порядок, – сказал он, убирая со стола букет и скатерть. – Ложись, я избавлю тебя от неприятностей. И ты снова станешь девственницей.

Джордж приближался к ней, расстегивая ремень на брюках. Джонс отступала, копаясь в сумочке, пока не наткнулась на стол.

– Если хочешь избавиться от обузы, девочка, только я смогу тебе помочь. И даже сделаю тебе скидку, если ты доставишь мне удовольствие. Десять процентов, идет?