«Личная гвардия» Сталина. Главное управление НКВД - Петр Дерябин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Несмотря на напряженный характер работы, которой занимался второй отдел, во главе его никогда не стояли выдающиеся личности. Первым начальником данной службы был заядлый выпивоха, оказавшийся среди тех, кто погиб в 1948 году в окрестностях Сочи, отважившись отправиться в пьяном виде по горной дороге в машине, которая, как и следовало ожидать, свалилась в конце концов в пропасть. Слабостью его преемника полковника Георгия Комарова были женщины, в результате чего в 1951 году его за моральное разложение перевели с понижением в должности в милицию. По той же причине и в том же 1951 году сместили с занимаемого им поста и преемника Комарова полковника Василия Шаталова.
Хотя к тому времени, когда встал вопрос об увольнении Комарова, у Управления уже имелся достаточно богатый опыт по части избавления от неугодных лиц, которые не устраивали этот орган по тем или иным причинам, его сотрудникам пришлось изрядно повозиться, прежде чем им удалось наконец подкопаться под начальника второго отдела. Несмотря на все свое распутство, Комаров не сделал ничего такого, что позволяло бы снять его с должности, пока наконец не допустил ошибку, спутав свою слабость со своей работой. Случилось же это тогда, когда, безумно влюбившись в привлекательную юную особу, он решил, что не может жить без нее и должен всегда ее видеть — и днем и ночью. Чтобы так оно и было, Комаров сообщил в отдел кадров о необычайных способностях девушки и сказал, что она стала бы ценным приобретением для штаба Охраны. По прошествии какого-то времени, после того как девушка прошла надлежащую проверку и оказалась «чистой» по всем статьям, ее приняли на работу в одно из подразделений ГУО в качестве секретарши. Однако во время дополнительной проверки на благонадежность было обнаружено, что она — подружка Комарова. А несколько позже, когда ее уже перевели в центральный офис Охраны, в ходе обычного наружного наблюдения выявилось и то, что, куда бы ни шла девушка после работы, туда же направлялся и Комаров. О данном совпадении маршрутов двух этих сотрудников и об их личных связях, о которых стало известно в результате проверки степени благонадежности девушки, было доложено уже неоднократно упоминавшемуся нами Горышеву, начальнику отдела кадров. Изучив представленные ему бумаги, Горышев вызвал к себе своего адъютанта и сказал: «Комаров — тупой сукин сын, от которого мне хотелось бы как можно скорее избавиться. Он женат, так что у нас есть за что зацепиться». Адъютанту было приказано составить докладную, в которой бы обстоятельно, без всяких там упущений, сообщалось о том, чем занимаются во внерабочее время Комаров и его подруга, и содержались пикантнейшие подробности, касающиеся самых что ни на есть интимных сторон их легкомысленного поведения. Докладная была подготовлена в рекордно короткие сроки, за какие-то несколько дней. И делу сразу же дали ход. Однажды, где-то вскоре после полуночи, насмерть перепуганную девушку арестовали и доставили в кабинет Горышева в штабе Охраны для очной ставки с Комаровым. Оба тотчас же признались в своей любовной связи. Девушку незамедлительно уволили, предупредив предварительно, чтобы держала рот на замке и не вздумала никогда никому рассказывать о том, в каком месте она служила и что с ней случилось потом. С Комаровым же обошлись несколько лучше. Как только по завершении очной ставки подружку начальника второго отдела увели из кабинета, Горышев повернулся к Комарову: «Сами подумайте, что произойдет, если я сейчас позвоню вашей жене и попрошу ее приехать сюда, чтобы…» Вероятно, мольбы Комарова о снисхождении возымели действие — во всяком случае, он отделался тем, что был переведен в милицию.
* * *
Служить в третьем отделе было еще более тягостно, чем во втором, даже несмотря на то, что его работники носили щеголеватую форму сотрудников органов государственной безопасности, что позволяло им в значительной мере избегать насмешек со стороны гражданского населения, которое порою было не прочь поразвлечься, поддевая агентов в штатском, дежуривших на улицах Москвы.
Хотя сотрудники третьего отдела тоже числились телохранителями, по существу, они были всего лишь привратниками, сторожами и консьержами, пусть и несколько более высокого ранга. Их можно было увидеть буквально во всех важных партийных и государственных учреждениях, в том числе таких, как ЦК КПСС, размещавшийся на Старой площади, Совет Министров СССР, расположившийся на проспекте Маркса, Академия наук СССР, специализированные институты по ядерным исследованием и лаборатория «К-P», названная так по начальным буквам фамилий работавших там супругов — докторов наук Нины Клюевой и Григория Роскина, которые из года в год безуспешно проводили исследования по лечению рака под бдительным оком сотрудников Охраны, не спускавших с них глаз. Комендантами и охранниками в перечисленных выше учреждениях, как и во многих других, независимо от их профиля, были сотрудники третьего отдела. Проходившие там службу офицеры были обязаны дежурить в дневное время на контрольно-пропускных постах и периодически обходить коридоры, подвалы, чердаки, туалетные комнаты и пустые кабинеты. Что же касается ночного времени, то некоторым из них поручалось присматривать за уборщицами и другим обслуживающим персоналом, занимавшимися своей работой в столь поздние часы.
Четвертый отдел, представленный милицией, был включен в структуру Управления и подчинявшейся ему Охраны № 2 скорее просто на всякий случай, чем в соответствии с каким-то заранее продуманным планом или с целью пополнения за счет его личного состава рядов телохранителей. В 1947 году на органы государственной безопасности обрушился целый шквал сообщений о том, что группа офицеров милиции — в то время самостоятельной организации, находившейся в ведении МВД, — замыслила совершить нападение на некоторых членов Политбюро, в частности, на тех, кто, как и Сталин, регулярно проезжал по Арбату. Хотя все эти «уведомления» не имели ничего общего с действительным положением вещей, милиция тем не менее подверглась массовой чистке, в результате которой около тысячи двухсот человек были или посажены в тюрьму, или, в лучшем случае, уволены с работы. Кроме того, тогда же ОРУД (Отдел регулирования уличного движения) был передан в ведение Охраны № 2, в то время как остальные подразделения милиции в стране вышли из-под командования МВД и поступили под контроль МГБ.
К тому времени, когда перетряска кадров подошла к концу, моральный дух успешно прошедших чистку сотрудников милиции был крайне низок, и Управление, чтобы поднять его в столице, включило всех ее милиционеров в четвертый отдел Охраны, что влекло за собой повышение зарплаты, улучшение жилищных условий и предоставление им различных дополнительных льгот. Однако при этом не все прошло гладко. Перевод в только что сформированный четвертый отдел также и кадровых сотрудников Охраны вызвал у них понятное в какой-то мере возмущение, поскольку они восприняли это как понижение своего статуса до уровня обычных милиционеров. Результатом подобной реакции явились взаимная отчужденность и неприязнь, которые стали определять дальнейшие отношения между этими двумя группами — кадровыми сотрудниками Охраны и «новичками». Подобное противостояние не могло не отразиться на москвичах: милиция стала хуже работать, а ее сотрудники в общении с гражданами не проявляли должного такта и недоброжелательно относились чуть ли не ко всем, кто к ним обращался.