«Личная гвардия» Сталина. Главное управление НКВД - Петр Дерябин

Во время первой официальной встречи с Зиной сотрудники спецслужб сообщили, что ее решили взять на работу в органы государственной безопасности. Однако данное известие не произвело на нее особого впечатления, поскольку она не желала менять своих жизненных планов, в которые входила и учеба в вечерней школе. Но как только ей сказали, что ее зарплата будет в три раза превышать ту сумму, которую она получает сейчас, отношение Зины к сделанному предложению тотчас же изменилось, поскольку она нуждалась в деньгах, чтобы хоть как-то помочь своей матери, обладавшей слабым здоровьем. Первые два года она проработала официанткой в ресторане для сотрудников Охраны, находясь все это время под постоянным наблюдением. Когда же сочли, что она вполне подходит для Охраны № 1, Зине сказали, что ее должны перевести в одно место за пределами столицы. (Тому, кого предполагали включить в персонал, обслуживавший дачи Сталина, никогда не сообщали до самого последнего момента, где именно расположено место их будущей работы или чем предстоит им там заниматься.) Услышав это, она опять ответила отказом, ссылаясь на то, что не может оставить свою больную мать одну и, кроме того, хотела бы окончить спокойно вечернюю школу, в которой училась. Но в конце концов она согласилась после того, как ее заверили, что размер заработной платы возрастет в два раза по сравнению с нынешним уровнем и что ей предоставят машину с шофером, который будет привозить Зину на работу и отвозить домой, к матери и в школу.

Вскоре после того, как она начала работать в качестве прислуги на одной из подмосковных дач Сталина, она влюбилась в сотрудника Охраны, чья служба протекала не на дачном участке, а на прилегавшей к нему территории, и вышла за него замуж. Из-за женитьбы этого сотрудника, хотя он и не входил в личную охрану Сталина и никогда не оказывался в непосредственной близости к диктатору, перевели куда-то в другое место и на другую охранную службу, поскольку, согласно правилу, близким родственникам — мужьям и женам, братьям и сестрам, отцам и сыновьям — не разрешалось работать в одном и том же подразделении Охраны или в одном и том же месте. Когда же Зина попросила, чтобы и ее перевели на новое место службы мужа, то ей было отказано, и не только в силу вышеупомянутого правила или на том основании, что она работает как-никак у самого Сталина, но и потому, что просто не могли ей найти подходящую замену. Зину предупредили также, чтобы она как можно дольше избегала заводить детей. В случае же, если она забеременеет, ей в дальнейшем запретят работать в доме вождя и что ее или вовсе уволят из Охраны, или переведут в какое-нибудь другое место, но только не туда, где работает ее муж.

Заметим в связи с этим, что женщинам из обслуживающего персонала Охраны разрешалось возвращаться на работу в резиденцию Сталина по окончании декретного отпуска только в особых, исключительных случаях. Эти исключения распространялись лишь на действительно незаменимых людей или тех, по отношению к которым диктатор испытывал личные симпатии.

* * *

Хотя, как и в случае с Зиной, подавляющее большинство сотрудников сталинской охраны сперва проходили своего рода испытательный срок в одном из других подразделений Управления и только затем переводились в Охрану № 1, имелись определенные группы охранников, из которых никого ни при каких обстоятельствах не брали в «личную гвардию». Это касалось, в частности, телохранителей других иерархов, поскольку имелась реальная опасность того, что они и после перехода на новую работу могли сохранить верность своим «хозяевам» — потенциальным соперникам Грузина — или просто установить с ними близкие, дружеские отношения. Так, например, если тот или иной офицер был телохранителем Молотова, то его кандидатура даже не рассматривалась, когда речь заходила о новом пополнении в «личную гвардию» Сталина.

Исключение сотрудника Охраны № 1 из состава «личной гвардии» ставило его в положение не только довольно неприятное, но и весьма опасное. За небольшой проступок или недостойное поведение охранника переводили в хозяйственно-снабженческое подразделение Охраны или в московскую милицию. Если же, однако, он обвинялся в потере бдительности или в более серьезных вещах, а то и просто подпадал под подозрение, его отправляли в провинцию, где он, находясь под постоянным надзором, мог служить в одном из органов государственной безопасности или в милиции. Каждый, кто подвергался подобному роду наказания, независимо от характера его провинности, заносился в черный список, который направлялся в отдел «Т» Министерства государственной безопасности, а тот в свою очередь должен был организовать непрерывное наблюдение за оступившимся человеком. Кроме того, уволенным из «личной гвардии» запрещалось посещать место своей прежней работы или поддерживать отношения с бывшими сослуживцами. Нарушение последнего запрета, даже если оно происходило случайно, влекло за собой интенсивный допрос провинившегося и, в отдельных случаях, даже его арест.

У сотрудников Охраны № 1, которым довелось стать телохранителями Сталина, была примерно та же незавидная судьба, как и у личных шоферов диктатора: повседневная рутинная служба с бесконечным сидением без дела в ожидании, когда же наконец соизволит вождь вспомнить о них. Однако было бы неверно утверждать, будто они находились в худшем положении, чем иерархи при «дворе» Сталина. Никто из членов Политбюро не смел покинуть своего кабинета, пока Сталин, у которого давно уже вошло в привычку работать не только в послеобеденное время, но и по ночам, находился в Кремле. Точно так же должны были поступать и министры, начальники отделов, старшие сотрудники и, наконец, рядовые служащие, занимавшие низшую ступень иерархической лестницы. Телохранители «младших» иерархов, которые, преисполнившись чувством долга, следовали во всем примеру начальства, не составляли в этом отношении исключения. Однако у личных охранников диктатора дежурство не растягивалось до бесконечности, поскольку рабочий день у данной категории сотрудников ГУО был ограничен восемью часами, как, скажем, у тех же водителей. Что же касается остальных охранников, то заставлять их просиживать впустую долгими часами не имело никакого смысла. И тем не менее все обстояло именно так.

Отбывая нудную, нескончаемую, как казалось им, повинность, одни просто сидели, уставившись тупо в стены, другие же в это время читали, играли в шахматы или обменивались анекдотами. И все же рано или поздно конец наступал. Большинство младших офицерских чинов покидали дежурное помещение вскоре после полуночи, остальные, а также старшие по должности офицеры — примерно в три утра, в то время как Власик и его заместители оставались сидеть в ожидании, когда же Сталин отправится наконец к себе в Кунцево (а это случалось обычно часа в четыре утра), и только после отъезда вождя расходились по домам или позволяли себе предаться привычным для них занятиям, среди коих первенство держали пьяные дебоши.

Единственные просветы в скучной, монотонной и пустой в целом жизни сотрудников Охраны № 1, занимавшихся сидячей работой, наступали только тогда, когда диктатор отправлялся отдыхать куда-нибудь к Черному морю. Оставшиеся в Москве офицеры впервые за долгое время получали возможность по-настоящему насладиться жизнью: ведь теперь они могли покидать свои кабинеты еще до полуночи. Для телохранителей, которые сопровождали Сталина сохранялась, однако, все та же рутина, если не считать, конечно, того, что на юге им не всегда приходилось дежурить до бесконечности долго, как во время пребывания Грузина в Кремле.