После Рима. Книга вторая. Anno Domini 430–800 - Гай Аноним

Жители востока Римской империи по праву считали себя римлянами, прямыми и несомненными наследниками великой империи. Это мнение разделяли их соседи и враги. Даже султан Мехмед II, завоевав Константинополь, принял титул «римского императора», «кейсари-Рум», и числил себя наследником череды правителей, восходившей к Октавиану Августу. Юридически Римская империя существовала с I века до нашей эры до второй половины XV века, ее можно называть Восточной только с 800 года, когда Карл Великий провозгласил себя императором и основал принципиально новую Римскую империю на западе.

После падения в 1453 году Константинополя Восточную Римскую империю… забыли. Интерес к Восточному Риму вспыхнул лишь в XVII веке, когда короли Франции, Людовик XIII и Людовик XIV, восхитились культурным наследием империи, больше тысячи лет противостоявшей тюркам, славянам, арабам и другим воинственным народам. Французские монархи не просто скупали произведения восточноримского искусства, они издали массу византийских рукописей, поддержали первых ученых-византинистов и заложили основы научного изучения истории и культуры империи, которую католическая Европа предпочла забыть и едва не вычеркнула из истории.

Французским королям противостояли деятели Просвещения, подготовившие общество страны к революционной резне конца XVIII века. Они осуждали все, чем восхищались монархи, и это осуждение стало частью идеологии «нового общества», к которому они звали. Для философов Просвещения Римская империя закончилась в 476 году отречением от престола последнего императора, а история константинопольских «самозванцев» стала в их представлении тысячелетним сползанием в варварство, разложением и упадком.

Культурному и просвещенному человеку полагалось относиться к Византии с презрением. Идеологи века Просвещения осуждали Средневековье за жестокость и «дикость нравов», причем в число жестоких, мракобесных государств автоматически записали и Восточную Римскую империю. Удобно, знаете ли, — на этом полуфантастическом фоне жертвы Нового времени и Революции, по-видимому, должны были казаться незначительными и в чем-то даже приемлемыми.

Последствия просветительской социальной инженерии XVIII века вылились в пренебрежение и осуждение, с которыми последующие историки десятилетиями и даже столетиями относились к наследию Восточной Римской империи. Не было и речи о благодарности великому бастиону, о стены которого так долго бились исламские завоеватели. Умудрились даже не заметить мнение авторитетнейшего Гиббона о том, что, сдайся Константинополь арабским полчищам VII века, и над шпилями Оксфорда разносился бы намаз.

В пренебрежительном отношении, сформированном пропагандой эпохи Просвещения, кроется ответ на вопрос, почему Восточную Римскую империю называли Византией, тем самым отрицая ее кровную, наследную связь с античным Римом.

Слово «Византии» действительно встречается в восточноримской литературе. Это элемент торжественно-архаичного стиля, который так любили римляне, но вовсе не официальное название государства. Повторим: жители Восточной Римской империи называли свою страну «Римской империей», «Империей римлян» (лат. Imperium Romanum, Imperium Romanorum), а себя ромеями, римлянами. На Западе эти именования, начиная с первых германских императоров, отвергали как безосновательную претензию на правопреемство от классической Римской империи и называли это государство империей греков (Imperium Graecorum).

До VII века официальным языком Восточной Римской империи как наследницы Рима был латинский. С утратой в VI–VII веках владений на западе и латиноговорящего населения (фракийско-дакийское меньшинство Балканского полуострова, население Далмации и других провинций пользовалось латинской вульгатой) возобладал греческий язык, который и стал официальным. Высшее чиновничество империи пользовалось литературным латинским или тем, что считали таковым.

С исчезновением высокой литературной культуры позднеримской элиты сгинули профессиональные преподаватели латинского языка, грамматики и риторы, которых прежде было немало в любом крупном городе империи. Эти ученые люди сознательно тормозили изменения в латинском языке аристократии, разговорном и письменном, и раз и навсегда определили, что такое правильная, классическая латынь. Они создали сложные правила и записали их в сложные учебники, которыми не одно тысячелетие зверски пытали школьников и студентов.

Примерно после 500 года учить «правильную» латынь к северу от Альп стало некому и незачем. Исчезли строгие учителя, которые самоотверженно удерживали и приводили в порядок грамматическую плотину, ее снес вал языковых изменений. Эти изменения шли уже давно, что мы видим по многочисленным древним граффити, а теперь они распространились и на элиту, на высшие слои. Латынь стала превращаться в свои производные — французский, испанский, итальянский и некоторые другие языки.

Лингвистические перемены затронули не только устную речь, но и текстовую культуру. Старинные рукописи копировали с произвольными изменениями, которые казались переписчикам «правильнее». В результате воцарился абсолютный кавардак, и даже образованные церковные иерархи не всегда понимали, что их «классическая» латынь на самом деле представляла собой смесь бог знает каких форм и диалектов этого языка.

В эпоху Возрождения пробудился интерес к греческому языку и замене средневековой латыни стилем эпохи Августа. Ученые-гуманисты нашли, издали и откомментировали множество древних книг. (Правда, некоторые тексты никогда и не терялись: Вергилий, Овидий, Лукан, Стаций, Клавдиан, Боэций и другие были хорошо знакомы Данте, Чосеру и Ронсару.)

Идея гуманистов состояла в том, что у латинского языка был классический период, то есть правильный и нормативный, и что все предшествующее следует считать незрелым и архаичным, а все последующее — упадком. По их мнению, писать на латинском языке хорошо в XV и XVI веках можно было, лишь рабски копируя стиль века Августа. «Средневековую» латынь, или, как ее часто именовали, «варварскую» — именно так назвали язык Григория Турского, Беды Достопочтенного, Фомы Аквинского или собрания Кармина Бурана, — гуманисты заместили той, которую сочли «классической».

Так прервалось живое развитие латинского языка, диктуемое новыми потребностями и новыми темами. Спустя тысячу лет после исчезновения Западной Римской империи латинский язык был окончательно убит — разумеется, с самыми лучшими намерениями.