Кики Каллира и нарисованное королевство - Сангу Манданна

Ее улыбка дрогнула.

– Ну, это благодаря тебе, – сказала она. – Наверное, тебе пришлось сделать меня взрослой и умной, чтобы я могла заботиться обо всех остальных, верно?

Я с тревогой вглядывалась в ее лицо.

– Ты уверена, что с тобой все в порядке? Знаю, что вроде как перевела разговор на себя, но если ты хочешь поговорить о Пипе, я рядом.

– Вообще-то было приятно какое-то время не думать ни о чем другом, – согласилась Ашвини. – Так что я должна поблагодарить тебя за то, что ты отвлекла меня, – она встала. – Я должна пойти проверить остальных. Близнецам пора быть в постели, но я уверена, что они еще не спят. Да, кстати, – добавила девушка, – завтра мы отвезем прах Пипа к реке Кавери. Выйдем после наступления темноты, когда нас вряд ли заметят. Ты должна пойти с нами.

Она не упомянула Махишасуру, а я не спрашивала о нем. В конце концов, что мы обе могли сказать? Добрая ведьма не сумеет нам помочь. Майсурский дворец был по-прежнему непроходим. А Махишасура – слишком силен, чтобы с ним сражаться.

Как мы могли его победить?

Глава двадцать вторая

Измученная, я, пошатываясь, пошла в душ, снова засунула свою пижаму в стиральную машину (на этот раз без карандаша) и провалилась в сон без сновидений. Когда Шуки разбудила меня, солнце палило вовсю, а я так долго спала под его ярким светом, что у меня на плече образовался ожог. Потрясающе.

Я старалась не думать о том, как мне больно, что вместо Пипа меня разбудила Шуки.

– Симха приготовил обед, – сказала она и драматически поморщилась. – Думаю, что было бы невежливо отказываться, но я не уверена, что львы – хорошие повара.

Это отвлекло мое внимание от солнечного ожога.

– А что он приготовил?

– Эмм… кролика.

– Кролика, – повторила я.

– Ага. Сегодня утром он вышел на охоту, поймал кролика, сунул его в духовку и положил на стол. Это еще не все, – Шуки глубоко вздохнула. – Он не добавил в него никаких специй.

– Он хочет, чтобы мы ели пресного кролика?

– Лев сказал, что мы можем запить его чаем, как он, – ответила Шуки.

Для меня это было уже слишком.

– Пожалуй, я останусь здесь, спасибо.

Она хихикнула, а потом прикрыла рот рукой, словно шокированная своим поступком. Я неохотно последовала за ней вниз.

На кухне царила атмосфера обреченности; все смотрели на хрустящего кролика на столе с глубоким подозрением. Симха вертелся рядом, явно взволнованный тем, что мы едим плод его труда. Когда он повернулся к столу спиной, рука Джоджо поползла к соли, но Самара шлепнула по ней, чтобы не обидеть Симху. Делать было нечего, кроме как съесть кролика.

Те несколько минут, пока все за столом незаметно обменивались гримасами и сквозь вымученные улыбки звучали возгласы: «Вкуснятина!», казалось, что Пип все еще здесь, что нет никаких асуров и все идет как надо. Даже Лей отважно разделался со своей порцией кролика, и гордость на лице Симхи, когда он увидел пустые тарелки, стоила всех наших усилий.

Моя рука сжала огрызок карандаша в кармане. Мне ужасно хотелось нарисовать их всех вот такими. Они пытались продолжать жить своей обычной жизнью, несмотря на то, как больно им было.

После обеда, ко всеобщему ужасу, Симха сообщил нам, что после потери Пипа мы нуждаемся, цитирую, в некоторой заботе. Очевидно, решив, что забота была его уделом, он приступил к уборке дома – процессу, который включал в себя слизывание пыли с поверхностей и серфинг по коридорам на намыленных кухонных полотенцах. Затем он составил меню из блюд, которые планировал приготовить на следующей неделе, и Шуки, подкравшаяся к нему сзади, чтобы разобрать его ужасно неуклюжий почерк, примчалась к нам и сообщала, что заметила тревожные фразы вроде: «Соль вредна для здоровья» и «Абсолютно никакого сахара».

– Мы этого не выдержим, – простонала она. – Как жить без торта?

– Собираешься сказать льву, что он больше не может для нас готовить? – спросил Лей. – Ты видела размер его зубов?

Позже, когда стемнело, мы, как и планировалось, проскользнули через город к реке. Кавери мерцала как жидкое серебро в свете полной луны, а лес по ту сторону реки шелестел и гудел на ветру. Мы молча стояли на мосту, перекинутом через реку, и разбрасывали пепел Пипа над водой.

Покидая это место, я в последний раз оглянулась и на мгновение, могу поклясться, увидела ворону, улетающую в ночь.

Глава двадцать третья

Я проснулась от грома. Резко подскочив, выглянула в окно, в розоватый предрассветный сумрак. Темно-серые тучи катились по небу, яростно бурля, над городом разносился грохот. Я заткнула уши. Никогда раньше не слышала такого оглушительного грома. И почему не было дождя?

Небеса взревели, и огромная молния ударила в вершину холмов Чамунди. Следующая угодила в один из ярких домов из драгоценных камней, заставив содрогнуться землю. Снова грянул гром.

Моя дверь распахнулась, заставив меня подпрыгнуть, и в комнату ворвалась Ашвини.

– Пошли! – крикнула она, заглушая раскаты грома. – Мы должны идти!

– Куда идти?

– К Гандаберунде.

От страха у меня скрутило живот.

– Гром, молния – это ведь не просто гроза, верно? Это Махишасура! – догадалась я.

– Он пытается использовать то немногое, что у него есть, чтобы сделать трещину между мирами еще шире, – сказала Ашвини. Ее глаза были широко раскрыты и безумны, все тело дрожало. – То же случилось, когда трещина открылась в первый раз. Я не знаю, сможет ли он сделать ее еще шире, но мы не можем рисковать. Если хотим остановить его, то должны разбить глаз этой статуи прямо сейчас!

– Но мы до сих пор не знаем, как туда добраться!

– У меня внизу веревки. Мы заберемся по стенам дворца.

– Это ужасная идея! Ты сказала, что вокруг статуи постоянно кружат асуры и охраняют ее. Они увидят нас и остановят в мгновение ока.

– Нет, – заверила Ашвини, готовая от волнения лезть на стены, – не сейчас. Не с этой бурей в небе. Ну же, Кики. Я подожду тебя внизу.

– А что насчет остальных? – спросила я, засовывая ноги в кроссовки Пипа.

Ее лицо помрачнело:

– Я заставила их всех пообещать, что они останутся здесь. Я больше не собираюсь никого терять. Я бы и за тобой не пришла, если бы ты не была единственной, кто может разбить глаз.

Она выскочила, и мне пришло в голову, что если мы сделаем это, если нам удастся, то сегодня – последний мой день