Летун - Елена Первушина

* * *

Проводив жену, Аверил вернулся в Мастерскую – просто потому, что больше ему деться было некуда.

После двух подряд катастроф над океаном военное министерство Аврелии окончательно охладело к идее использования самолетов в армии и вернулось к старым надежным дирижаблям. Разумеется, с ними тоже случались аварии, а учитывая большую нагрузку и большой экипаж дирижаблей, количество жертв и потерь в них было на порядок больше, однако эти аварии не были так демонстративны – к ним все привыкли и приписывали их не конструктивным просчетам, а общему несовершенству мира.

Правительства других стран пришли к сходным выводам.

Дирижабли теперь совершали регулярные, раз в месяц, рейсы между Берегом Померанцев и Землей Ящериц. Выигрыша во времени по сравнению с кораблями они почти не давали, однако были незаменимы при перевозке больших грузов. Самолеты решено было использовать только на внутренних грузовых рейсах. Однако и здесь они не могли конкурировать со старой системой грузовых барж, передвигающихся по каналам, и со стремительно растущей железнодорожной сетью. Они постепенно увеличивали дальность полета и количество перевозимого груза, но по большому счету это уже никого не волновало.

Баррису поставили памятник в порту Луке. Первые недели его заваливали цветами, позже цветы стали оставлять только молодожены, мгновенно освоившие новую достопримечательность. Кто-то из модных композиторов немедленно сочинил песню о том, что молодожены отправляются в свое путешествие, как отчаянные летуны, и не знают, где их путь закончится. С полгода она была очень популярна, позже ее исполняли только скрипачи, дежурившие у памятника, чтобы собрать мзду со свадебных кортежей.

Что же до войны на Островах Малой Луны – то она продолжалась ни шатко ни валко, как и все прочие войны с Землей Ящериц. Обе стороны закрепились на разных островах, построили базы и теперь совершали рейды, пытаясь выкурить друг друга. Военное министерство, убедившись, что оно и без самолетов может отработать свои деньги, не слишком усердствовало с введением новых видов вооружений.

Из Мастерской ушли два старших инженера, что обеспечило Аверилу досрочное повышение. Впрочем, работы было немного, и он без труда с нею справлялся. Теперь они делали маленькие почтовые самолеты и, по совету Аверила, – велосипеды, спрос на которые был стабилен и позволял Мастерской продержаться на плаву.

Потом положение изменилось. Война вошла в новую фазу: и Аврелия, и Берег Ящериц посылали на Острова корабль за кораблем, дирижабль за дирижаблем, и скоро численность воинских частей там превысила численность населения. На улицах становилось все больше калек и женщин в черных платьях, постоянно проводились благотворительные концерты и базары, взлетели цены на продукты, а почтальоны валились с ног от усталости: люди обменивались новостями и слухами, стремились послать или получить весточку о близком человеке, осаждали военное министерство просьбами и требованиями.

Аверил, который никак не мог отделаться от мысли: «Что мы забыли на этих проклятых островах?» – все же внес свой вклад в победу, финансируя организацию передвижных банно-прачечных отрядов. Как по нему, так воевать со вшами и грязью было куда благороднее и продуктивнее, чем с людьми.

Кстати, примерно через полгода после гибели Барриса, а потом первой и последней Аврелианской эскадрильи раскрылся секрет смелого летуна. На его самолетах были установлены двигатели особой конструкции, которая обеспечивала непосредственный впрыск топлива в цилиндры двигателя. Госпожа Аннати продала патент на изобретение Мастерской авиаторов Раковины, а через полгода Аверил купил лицензию для Мастерской отца Остена, после чего они построили один крупногабаритный самолет, и Аверил даже научился им управлять. Первый самостоятельный полет оказался чем-то вроде первой брачной ночи с Янтэ – весело и приятно, но никакого всепоглощающего восторга.

* * *

Вообще Аверил чувствовал, как стремительно взрослеет: жизнь, которая раньше казалась такой яркой, загадочной и полной глубокого смысла, становилась ясной и обыденной. Любовь к жене – зубная боль в сердце. Любимая работа – множество обязанностей, не сложных, но утомительных. Отец Мастерской – не воплощение Великого Мастера, а просто человек, такой же, каким станет когда-нибудь Аверил. А все загадки и тайны рано или поздно разрешаются самым тривиальным образом – было бы только терпение и деньги. И нет и не будет никогда малышки, которая по вечерам лежала бы под одеялом, глядела бы в огонь камина и, слушая тихий голос матери, мечтала бы увидеть своего героического брата и героического отца. Если у него когда-нибудь будут дети, для них возвращение отца со службы будет наказанием – потому что придется прерывать игру, садиться за стол и рассказывать об успехах в школе.

Аргред смторел на раскрасневшееся лицо Янтэ.

– Наперегонки?

– Побежали!

И они бросились вверх по крутой тропе, прыгая с камня на камень, азартно сопя и толкая друг друга локтями.

Перед самой вершиной, Аргред, опережавший Янтэ на полкорпуса, чуть помедлил, галантно пропуская даму вперед.

Дама, не успевшая просечь его маневр, вылетела на площадку первой и, остановившись, бросила через плечо с досадой:

– Подлиза!

– Если бы я не знал, когда стоит остановиться, не выжил бы здесь, – полушутя-полусерьезно ответил юноша. – Ты по сторонам будешь смотреть или дуться?

Янтэ подняла голову. Действительно, вид отсюда открывался такой, что дуться было решительно невозможно.

Аргред выбрал для прогулки ясный и солнечный день, и теперь Янтэ могла любоваться лежащей далеко внизу долиной, диким и причудливым нагромождением скал, в расщелинах которых цвели маки, и горной рекой, что весело неслась по своему руслу, исчезая в пене и брызгах. В одном месте через реку была перекинута каменная арка – своеобразный естественный мост, и над ним вставал радужный ореол – это солнечные лучи дробились в каплях воды.

– Прямо как на Всемирной выставке! – восхитилась Янтэ.

– Почему? – удивился Аргред.

– Ну, там тоже показывали радуги в павильоне иллюзий. А этот каменный мост похож на новый мост через Лучессу.

– Там построили новый мост? А где?

– На Университетском проспекте. А ты бывал на вершине Горы?

– Там никто не бывал. Охотники на снежную куницу поднимаются до кромки снегов, но чем выше, тем труднее становится дышать. А потом, говорят, воздух просто кончается.

– Тогда надо попробовать подняться в водолазном скафандре. Я их тоже видела на выставке. Стой! Что ты сказал?

– Что воздух кончается.

– Нет, до этого. Ты бывал в Раковине?

– Я там учился семь лет в школе, а потом еще три года изучал математику в Университете. Отец отослал, чтобы я под ногами у мачехи не путался.

– И ты говоришь на их языке?