Мужчина — это вообще кто? Прочесть каждой женщине - Елена Новоселова

В Своде канонического права 1551 года приводятся по этому поводу слова Григория Великого: «Первый брак – закон, второй – прощение, третий – законопреступление, четвертый – нечестие, свинское есть житие».

В XVII–XIX веках главной формой семейной организации для всех сословий, не исключая и дворянства, была патриархальная семья.

Все ее черты особенно хорошо видны на примере семьи крестьянской, которая была родственным, а не супружеским союзом. Люди жили в одном пространстве тремя поколениями – отцы, дети, деды и дальние родственники, которых современный человек сочтет скорее посторонними людьми и с которыми согласится проживать, только из крайней необходимости.

Мы будем говорить в основном о крестьянской семье, поскольку страна наша была до XX века аграрной. А мы – потомки крестьян, и наши фантазии о патриархальной семье растут именно оттуда. Дворян и купцов, как ни крути, в России было все-таки меньше. Это сейчас потомков дворян стало больше, чем крестьян. Так случается, если дверь в прошлое захлопывается, а информация порционно поступает сквозь щели и замочные скважины. Но мы отвлеклись.

Итак, семья создавалась и поддерживалась как небольшая производящая компания. Поэтому семейные отношения определялись не столько эмоциональной привязанностью, сколько производственной зависимостью, господством и подчинением. Роли были строго распределены, и «романтической любви» в семьях не было. Мысли о работе, забота о хлебе насущном пронизывали всю жизнь. Семья напоминала маленькое абсолютистское государство.

Главенствовал «большак», самый опытный и старший по возрасту мужчина. Он распоряжался собственностью и трудом домочадцев, распределял работу и наблюдал за ней; разбирал семейные споры, наказывал провинившихся, следил за нравственностью; продавал и покупал, заключал сделки, платил налоги; отвечал перед деревней, обществом и государством за всю семью, которую он же всегда и везде представлял. Члены семьи вступали в соглашения и договоры только с одобрения «большака». Он же мог отдавать в работники своих младших братьев, детей и сестер без их согласия.

В доме руководила всем жена «большака», и ее назвали «большуха». Заботы делились на мужские и женские. Мужчины выполняли работы, требовавшие большой физической силы, сопряженные с риском и выполнявшиеся вдали от дома: пашня, луг, лес, лошади. Женщинам оставались дети, уход за скотом, птицей и огородом, приготовление пищи и одежды и полевые работы. Домочадцы знали свое место и соблюдали строгую иерархию в зависимости от пола, возраста и своей роли. Распределение членов семьи за обеденным столом эту иерархию отражало так: большак – во главе стола, остальные – соответственно статусу.

Характерная черта традиционной русской семьи – коллективизм: общее имущество, совместно труд, стол, отдых… Найти место для личной жизни было очень трудно. Личность поглощалась семьей. Общие интересы семьи главенствовали над индивидуальными. О браке договаривались не сами молодые люди, а их родители, которые прежде всего принимали в расчет положение семей, личные качества невесты и жениха, и лишь в последнюю очередь их взаимные склонности.

«Выбирай жену не в хороводе, а в огороде». «Выбирай корову по рогам, а девку по родам (по родителям)».

Женились все, и довольно рано. Неженатыми или незамужними оставались практически только инвалиды – примерно 3 % крестьян. Детей не планировали – сколько Бог даст да сколько выживет – столько и будет.

Побои в семье были заурядным делом. Во-первых, абсолютная мужская власть нуждалась в демонстрации своей силы, во-вторых, младшим мужчинам необходимо было самоутвердиться – а подчинение старшим усиливало эту потребность. И мужчины тиранили женщин и детей. Любви же в семье было мало, потому что она рождается в равенстве и независимости, а не в страхе и подчинении.

Крестьянская семья жила под жесткой опекой сельской общины. В соответствии с обычаями община могла в любой момент вмешаться в дела семьи, если они угрожали благополучию, порядку и покою. Например, если «большак» начинал пьянствовать, проматывая имущество, его сменяли. Если раздел семьи вел к уклонению от рекрутства, ему мешали. Если завещание несправедливо разделяло имущество между наследниками (новая семья должна исправно платить налоги и повинности), его не признавали и т. д. Отсутствие автономии делало семью придатком общины, еще сильнее сужало сферу частной, интимной, личной жизни человека.

По сути дела, от опеки «общины» мы избавились совсем недавно. На страже семьи до последнего времени стояли партийные, комсомольские и профсоюзные организации. «Большака» могли легко привлечь к ответственности!

До середины XIX века семьи мещан и ремесленников были очень похожи на крестьянские, но не во всем. Женщинам дозволялось помогать мужьям-ремесленникам, поэтому жены были вовлечены в производство, хотя на них традиционно лежала и домашняя работа. В городе представители разных сословий жили вперемежку. Поэтому их меньше контролировали сословные общества. Мещане и ремесленники сравнительно свободно передвигались по городу и за его пределами, работали каждый на своем рабочем месте; их средства производства находились в их собственности, а не принадлежали обществам и цехам.

Повсеместно основным поводом к разводу являлось прелюбодеяние. Развод за прелюбодеяние упоминается в Евангелии. Однако законодательство того периода по-разному относится к прелюбодеянию мужа и жены. Если прелюбодеяние совершала жена, то муж не только имел право, но и обязан был развестись с ней под угрозой бесчестия. Муж считался совершившим прелюбодеяние, только если находился в связи с замужней женщиной; тогда это было преступление перед другим мужчиной – мужем любовницы. Так как в то время не признавалась ответственность за прелюбодеяние перед своей женой, оно рассматривалось только как преступление перед другим мужчиной – мужем любовницы. Женщина в такой ситуации не являлась полноценным человеком с точки зрения законодательства, а была чем-то вроде живой собственности супруга.

На мой взгляд, в ответственности перед другим мужчиной за связь с его женой мощно звучит мотив мужского содружества, растущий из далекого прошлого и звучащий в головах некоторых людей и по сей день.

Поводами к разводу считались также неспособность к брачному сожитию, бесплодие жены, безвестное отсутствие одного из супругов, неизлечимая болезнь, например, проказа.

Наиболее часто люди разводились, если один из супругов решал уйти в монастырь. Хотя церковные правила запрещали насильственное пострижение, мужья часто пользовались этим, чтобы прекратить брак.

И наиредчайшим был развод по обоюдному согласию супругов. «Мы договорились полюбовно, чтобы нам развестись и мужу на другой жене жениться», «Как мы по своей воле сошлись, так по доброй воле разошлись», – гласят разводные грамоты того времени. Это прежде всего свидетельствует о том, что каноническое представление о природе брака как о таинстве еще недостаточно укрепилось в правосознании народа.