Джихангир-Император. Прошедшее продолженное время - Александр Петров

Отец сказал, что излучение тормозит распад органики, останавливает рост бактерий и вирусов, ослабляет силу ветра и не дает замерзать воде. Без стазисного поля тут все давным-давно бы разрушилось, разорванное кристаллизующейся в трещинах и стыках влагой.

Холмики ржавого праха у обочин по мере движения всё больше походили на конструкции, в которых сначала с трудом, а потом все легче и легче угадывались автомобили из папиных книжек. Дождь прекратился, облака разошлись. Но солнце не смогло пробиться сквозь влажную серую дымку, которая витала в воздухе.

Она оставляла во рту мерзкий привкус. Садясь на предметы, она образовывала неприятную, скользкую пленку. Папа объяснил, что это просто вода, изменившая свои свойства под воздействием излучения. Она становилась вязкой при температуре ниже пятнадцати градусов, изолировала металл, пластик и камень от воздуха, но при этом не застывала в самые лютые холода. Папа добавил, что вода эта ядовита. Ни в коем случае нельзя допускать ее попадания в рот и нос.

Все повязали полотняные маски и надели похожие на саваны блестящие накидки. На лошадей натянули невообразимо уродливые самодельные респираторы и балахонистые попоны из металлизированной пленки, хрустящие при каждом движении.

Животные недовольно ржали, били копытами и мотали головами. Но потом привыкли и двинулись дальше. Караван, похожий на шествие призраков из преисподней, продолжил свой путь.

Вдруг по колонне прошло движение. Ратники передернули затворы автоматов, ополченцы зажгли фитили на самопалах, обозники схватились за фляги, готовясь обливаться противовампирским настоем.

Впереди у лестниц, ведущих под землю, появились зловещие буквы «М». «Мертвецкое логово», – понизив голоса, передавали друг другу люди.

Боязливо косясь на ступеньки за невысокими парапетами, которые, как казалось, вели прямо в ад, возницы по одному, галопом стали проезжать страшное место.

Я знал, что буква «М» означает совсем другое, и станции неглубокого залегания необитаемы, но общий страх захватил и меня.

Так мы двигались до сумерек, миновав пару мостов, – огромный над железными путями и маленький через неширокую речку.

Ее темная поверхность шла рябью от движения в глубине. Кто-то из ратников перегнулся через перила, чтобы посмотреть, какая рыба водится тут. Черная метровая туша, похожая на огромную пиявку, вылетела из воды и едва не вцепилась в незадачливого любителя рыбалки.

Река забурлила. Черные твари прыгали из маслянистой жижи и со свистящим скрипом вхолостую работающих жвал падали обратно.

Эта отвратительная картина до сих пор стояла у меня перед глазами. Труп замученного возницы произвел на меня гораздо меньшее впечатление, хоть меня и вывернуло с непривычки.

Вечером я, напрягая последние силы, в лихорадочно-болезненном возбуждении пытался открыть двери автомобилей, разглядывал строения и упрашивал папу сводить меня внутрь какого-нибудь дома.

Потом была ночь, полная тяжелых, страшных снов. В серой мари сна звучали неясные звуки и раздавались шаги. В тумане светило что-то вроде прожектора.

Яркий луч обрисовывал в тумане тени от невидимых фигур. Когда эти тени попадали на меня, я слышал голоса призраков. О чем они говорили мне, к пробуждению забылось, оставив лишь ощущение чего-то страшного, неприятного и грязного.

«Где нет опоры живому телу», – повторял я, лежа на пропитанном влагой сене на дне телеги, приходящие из ниоткуда, никогда не слышанные ранее слова…

Был день. Солнце почти разогнало дымку и просвечивало сквозь туман большим ярким пятном. Стали видны верхушки засохших деревьев и зияющие провалы выбитых окон. Поднимая голову, я видел покрытые коркой грязи автомобили и остовы рухнувших павильонов. Кое-где в зданиях сохранились стекла, в которых сквозь пыль тусклым, неживым блеском отражался больной свет осеннего дня.

То ли мы достаточно удалились от линий метрополитена, то ли я привык, но моя апатия внезапно исчезла. Я сел и стал бодро озирать окрестности, обдумывая, как бы добыть какие-нибудь трофеи для подтверждения своих рассказов об этом неимоверно опасном и страшно интересном месте.

Через пару минут мне стало ясно, отчего ушла усталость. Со стороны головы колонны двигалась процессия наподобие крестного хода. Над людской массой колыхались хоругви, золотые оклады икон огненно сияли. Их блеск был неуместен в пыльной обители смерти. Впереди шел князев попик, помахивая вместо кадила включенным «светлячком».

Мобильный генератор мерцал синеватым столбиком плазменного разряда в мутной от времени стеклянной трубке. Второй генератор располагался на бочонке.

Служки деловито черпали из него заряженную воду и поили обозников, давая по глотку каждому человеку. Свои манипуляции они сопровождали невнятным бубнежом, который обозначал молитву. Не миновали они и меня.

Стоило им отойти, как мне вдруг захотелось смеяться, точнее, дико ржать. Я давился хохотом, пытаясь сдержаться, потом не выдержал. На меня стали оборачиваться. Я смеялся долго, до слез и икоты. Помню, мне было до одури весело от понимания нелепости сочетания икон с генератором СГ-разряда и крестного хода в накидках из металлизированной пленки, под хоругвями.

Продолжая веселиться, я поднял кусок кирпича и метнул в ближайшую машину. Стекло водительской двери разлетелось от удара. Тишина лопнула грохотом удара и шелестом падения осколков.

Отец мне что-то кричал. Возница ему вторил. Я, не обращая внимания на их негодующие возгласы, опустил руку в салон и нащупал ручку, потянул. Дверь открылась с отвратительным скрежетом.

Я нырнул в салон и устроил форменный обыск, проверяя содержимое его самых потаенных уголков. Мои старания были вознаграждены. В процессе осмотра я дернул за рычаг.

Сзади что-то щелкнуло и с хрустом сломалось. Я вылез проверить и обнаружил, что крышку багажника можно поднять. Я дернул, обнаружив внутри прекрасно сохранившийся ящик с инструментом и биту – длинную деревянную дубинку.

Федор перестал орать и деловито принялся расколачивать стекла следующей машины. Вначале он запузырил камнем в лобовое. Но триплекс выдержал удар. Я показал ему, куда надо бить. Возница нашарил в салоне термос и, воровато оглядевшись, засунул его за пазуху.

Его примеру последовала вся колонна. Мужички не заходили в дома, боясь вампиров и призраков. Но на автомобилях отыгрались все, выдрав из доисторического металлолома все мало-мальски ценное, с их точки зрения.

Скоро мой порыв угас. Я смотрел по сторонам и точил слезку при виде разрушений на улицах Мертвого города. «Какую жизнь просрали», – вертелось у меня в голове.

Папа вполголоса выговаривал мне за варварство, вандализм и подачу дурного примера «людям, стоящим много ниже в умственном развитии». Не преминул он заметить, что за свои поступки надо уметь отвечать, а не лить слезы, как девчонка.

Закончив меня отчитывать, отец пошел к князю на совещание.