Зигзаг неудачи - Валентина Андреева

– Но я слышала, как Бабобаба говорила мужу о необходимости поездки к нотариусу, чтобы заявить права на наследство. Это когда бегала переодеваться, – пролепетала Алена.

– А он? – с тревогой поинтересовалась Наташка.

– Он сказал, что сегодня уже поздно, а в субботу и воскресенье нотариальная контора наверняка не работает. И не стоит опережать события.

– Что он имел в виду под событиями? – не успокаивалась Наташка.

– Вот иди и сама у него спроси, – посоветовал Лешик.

– Боюсь, Саша не выдержит общения с порядочной женщиной. Рядом с ним две таких… Ир, а ведь ты о чем-то умалчиваешь, – неожиданно заявила подруга.

– Ну… Думаю, что наш Дмитрий Николаевич был прекрасно осведомлен о возбуждении уголовного дела по факту насильственной смерти Серафимы Игнатьевны и решил нас уберечь.

– И забросил спасаться далеко-далеко, прямиком в тыл врага, – с интонацией доброго сказочника продолжил сын.

– Ладно, вы тут поразвлекайтесь, а я пойду выдвину Маэстро ультиматум: либо он молчит о том, кто мы, либо я продам его остальным, – сказала я.

– Интересно почем? – поинтересовался Лешик.

– Да уж не за тридцать сребренников, – огрызнулась я. – Ставка – выше, чем жизнь.

Яшу удалось перехватить почти у входа в дом. Сделав намеренно неловкий шаг в сторону, но совсем ненамеренно я полетела вниз со ступенек крыльца. Перестаралась. Сбивая Маэстро с ног, успела извиниться, хотела даже подложить ему под голову полотенце, приготовленное для пляжа. Но Яша крутанулся на корточках вокруг перил крыльца и притормозил у рабатки с цветами, предоставив мне право бездумно лететь, куда получится. Получилось на газон. Я обняла длинный светильник на ножке и на пару секунд застыла, удивляясь тому, как долго саднит протараненная кустом ладонь. И тут же забыла про боль, вспомнив цель своего вылета.

А цель уже сама спешила мне на помощь:

– Ирина, ну как же ты так неосторожно?

– Я осторожно, Яша. Просто засмотрелась на тебя и запнулась.

– М-да? Что же во мне, Ирочка, позволь спросить, такого интересного?

– Пыталась определить, каким образом ты с концерта в Киев-граде приехал сюда на московском поезде? Зачем ты врал Янке и родной маме?

– Тихо… – сквозь зубы процедил Яша. – Я все объясню, только, пожалуйста, давай отойдем. Мать в окно смотрит. Ты можешь сделать вид, что нуждаешься в помощи?

– Материальной или душевной? Не знаю… Но вообще нуждаюсь.

– Ира, я настоятельно прошу, давай отойдем. Хотя бы за угол. На нас уже все таращатся из окон. Возьми свое полотенце и постарайся прихрамывать.

Я постаралась. Не знаю, насколько убедительно. Все время путалась, с какой ноги начала хромать. До угла мы дошли довольно медленно. Затем прошмыгнули в беседку, где Яша торопливо начал свои разъяснения:

– Понимаешь, я вернулся в Москву за неделю до смерти тетки. Дома считали, что я все еще в Киеве. Мать дозвонилась мне на мобильник только в день кремации. Виноват. Отключал телефон. Честно говоря, мне совершенно не хотелось принимать участие в этом мероприятии, самому говорить и слышать, как в адрес тетки талдычат разные фальшивые слова. Словом, я сказал, что в среду у нас последний концерт и я не могу приехать. Мать настаивала, говорила о планируемой поездке сюда. Пришлось сказать, что встретимся в Виноградном.

– А где же ты…

– В Москве я жил у своей хорошей знакомой. В последние годы мы плохо ладим с матерью. Если она узнает…

– Хорошо. Я ни слова не пророню о том, с какими сложностями ты сюда добирался. Но только в том случае, если и ты будешь молчать о содержании нового завещания. – Подумала и добавила: – Этого требуют интересы следствия.

Яшина борода распушилась веером, сама по себе удивилась услышанному.

– Ты хочешь сказать…

– Я все сказала.

– Да-да, конечно. Я все понял…

Когда на горизонте показалась Бабобаба, я уже огибала угол дома со стороны кухни. Гала хлопотала с поздним обедом. Увидев меня, она слегка всплакнула, вспомнив, что завтра бедняжке будет девять дней.

– Утречком у церковь сбегаю, свечечку за упокой поставлю. – Она шмыгнула носом и перекрестилась.

Я предупредила, что обедать не будем – погуляем по берегу. Гала отнеслась к этому с пониманием:

– Гадюшник! – многозначительно кивнула она головой в сторону коридора. – Не хочется денежное место терять, поди разберись теперь, к кому мы с мужем отошли по наследству, всем угождать приходится. А то б сразу ключи сдала. Серафима Игнатьевна, когда звонила, предупредила, чтобы дом не оставляла.

– А не боишься, что новый собственник урежет зарплату до минимума?

– Не-е-е… Покойница давно распорядилась, деньги с ее счета ко мне на сберкнижку каждый месяц идут. С учетом этой проклятой инфляции. Пока, значит, работаем туточки.

– Гала, а что именно она сказала в отношении приезда Дмитрия Николаевича?

Гала оторвалась от процесса нарезания зеленого лука и, размахивая ножом, пояснила:

– Дак так и сказала. Мол, сделай запас продуктов. Прилечу у пятницу. А если не прилечу, приедет Дмитрий Николаевич, очень хороший человек с семьей. Может, и пораньше меня. Ключи у него будут. Больше никого в дом не пускай. Вроде как в ее отсутствие он будет хозяином. А потом сказала: «Прощай, Гала». Я ж у голову не взяла, что она совсем прощается…

Гала опять шмыгнула носом, шваркнула нож на разделочную доску, проявив намерение зареветь в голос. Пришлось приложить палец к губам, призывая к спокойствию.

– А Серафима Игнатьевна ничего не говорила… ну, о нехороших предчувствиях? Может быть, жаловалась на здоровье?

– Дак здорова была, як лошадь, прости ж ты меня, Боженька. Сама с себя смеялася, мол, своей смертью не умру. Сестра Казимира, Анита, тут с ней два месяца жила, поддакивала. Не иначе как сглазила. Ох, и хитрая бабенка! Перед Игнатьевной так и стелилась, так и плакалась, деньги и побрякушки матери выпрашивала, несмотря на то что Серафима Игнатьевна ругала ее почем зря. А без нее Анита все желала ей окочуриться у канаве. Как будто Игнатьевна бездомная какая…

– Из-за чего Серафима Игнатьевна ругалась на Аниту?

– Дак я ж не слушала. Что-то там про ее четвертого мужа. Афериста, кажется. Вроде долгов наделал, а Аниту кредиторы трясли, як ту грушу. Она сюда к нам и прикатила. Потом Серафима все стала за желудок хвататься. Все болезни ж от нервов. В Москву-то она вместе с Анитой покатила. Не хотела оставлять ее здесь одну. Да тут еще неприятные известия… Плакала Серафима Игнатьевна. Ой как плакала!

– А от кого известие, Гала?

– Дак кто ж их, вражин, знает? Письма у почтовом ящике лежали. Почту она сама всегда брала. Сказала мне только с досадой, что кругом и перед всеми во всем виновата. Над последним-то письмом Серафима Игнатьевна вперед посмеялась, потом призадумалась. Тайком куда-то съездила. Наверное, к гадалке, чи астрологу. А может, к врачам – здоровье проверить. Только знаю, что недовольная вернулась. Потом с Анитой помирилась и сразу решила квартиру в Москве продавать. Так усем и объявила.