Вечерний день - Михаил Климман

Они уже стояли в вестибюле у гардероба.

Что-то меня не туда занесло, - пожаловалась Марина, - давайте номерок, я вашу куртку получу.

Дело в том, - начал оправдываться Платонов, - что я сейчас не могу уйти. Минут через пятнадцать должен приехать мой сын, и я его обязан встретить здесь. В противном случае он полезет к бармену, и неприятности будут уже у него, и придется вам опять кого- то спасать.

Поселок маленький, а нищих до хрена, - Марина задумалась ненадолго. - Ладно, садитесь вот здесь в углу и дайте денег, я сейчас выпить принесу и сигарет, и мы с вами почирикаем. Вам чего взять?

Ничего, - Владимир Павлович отрицательно покачал головой, - и сигареты у меня, кстати, есть.

Через минуту они уже сидели в закутке слева от гардероба, Марина тянула через трубочку беловатую жидкость, и вели неторопливый разговор. Платонов решился задать девушке вопросы:

Чем ты заплатила Валере за мою жизнь? Неужели отдала ему суку-муку-руку пья­ную?

Да ладно вам, - она смутилась, - я просто слова забыла. А Валере? Я ему иногда помогаю, и он мне платит, а тут я как бы авансом взяла.

Владимир Павлович дальше эту тему развивать не стал, не очень ему хотелось услы­шать ответ.

Я смотрю, ты тут всех знаешь, - пытаясь быть светским, сказал он. - И не только в «Чир-ап», но и в других клубах.

Еще бы, - гордо сказала она, - бываю часто. Я тут за последние годы больше поло­вины ночей провожу.

Тебе здесь так нравится? - удивился Платонов.

Честно?

Ну, конечно.

Приключений ищу.

А, - кивнул Платонов и продолжил, чтобы поддержать беседу, - мальчиками инте­ресуешься.

А это кто даст, - горько сказала Марина. - Я ведь видите какая? А желание-то все равно есть, и с тех пор, как стала уродиной, не только не уменьшилось, но и возросло еще.

А что с тобой случилось? - Владимир Павлович опять почувствовал, что надо менять

тему.

Лаборанткой в химической лаборатории работала, подняла большую колбу с кисло­той, а руки не выдержали, и я ее уронила. А колба была открыта, брызги полетели вверх, хорошо еще глаза не выжгло. А ведь я и вас соблазнить хочу, - сказала она без всякого пере­хода. - Может, трахнемся? - с надеждой в голосе спросила она.

Да я же, Марин, - Платонов совершенно растерялся и почему-то вспомнил Анаста­сию, - я же тебе не то что в отцы, в деды гожусь.

Ну и что? - она жестом прервала его: не волнуйся, мол. - Как мне сказал один человек, пока у меня есть язык и руки, я еще мужчина, а он не чета вам, ему уже под шестьдесят. А хорошо было с ним, не рассказать.

Владимир Павлович сидел, смотрел на Марину и не знал, что делать. С одной стороны одно, с другой стороны другое, но столько надлома и боли было в этой женщине. Ему хоте­лось приласкать и успокоить ее, но он боялся, что она его неправильно поймет.

Слушай, - он опять попробовал поменять тему, - если ты всех знаешь, может, помо­жешь мне еще в одном деле?

Что за дело? - она была явно недовольна вопросом, но все-таки покорно пошла на поводу у Платонова.

Есть тут в ваших клубах две подружки. Они сегодня у Левы, брата Руслана Скосы- рева, обманным путем, - Владимир Павлович смущенно кашлянул, - получили одну вещь, которая мне очень нужна. Я готов заплатить за нее немалые деньги.

Как их звать?

В этом и странность. Одну точно зовут Надежда, а вторую, то ли Надя, то ли Люба.

Знаю я их, - Марина, казалось, обрадовалась, что может опять помочь Платонову, - и все их обманные пути тоже.

Она в двух словах, но очень живописно рассказала Владимиру Павловичу, как, по ее мнению, Надя-Люба получила «нужную вещь», и было видно, что она явно неплохо знала и этих девиц, и их методы. Платонов покраснел и отвернулся.

А почему ее так странно зовут? - спросил он.

Их было три подружки, - охотно объяснила Марина. - Все три Нади и все три - шалавы безнадежные.

Три Нади и никакой надежды, - грустно сказал Владимир Павлович.

Не поняла, - Марина взглянула на него, потом продолжила, - мы путались всегда, знаете, зовешь одну, приходит другая. И они решили тогда взять себе другие имена, вторые. Знаете Вера, Надежда, Любовь? Потянули жребий, и стала одна просто Надя. А две другие Надя-Люба и Надя-Вера. Потом Верка вышла замуж за негра из Верхней Вольты и уехала, а эти две крысы до сих пор здесь тусуются.

Входная дверь распахнулась, и появился Сергей. Платонов извинился и поднялся к нему навстречу.

Как дела? - спросил он.

Ты знаешь, бать, - «сын» почему-то отвел глаза, - а мне командировку еще на три дня продлили.

И Владимир Павлович, глядя на Сергея, вдруг явственно понял, что тот непонятно почему врет.

Вечерняя, такая привычная, смена в гардеробе на этот раз далась Платонову с трудом. Две полубессонные ночи, доза какой-то гадости, да и вся лихорадочная жизнь последних дней явно сказывались на его силах.

Остаток ночных часов и немного утренних как-то компенсировали ему усталость, но полноценно отдохнуть не удалось. «Все-таки старики должны жить размеренной жизнью, - подумал он. - Тем и отличается мое время от молодости, что все болезни становятся неиз­лечимыми, а в привычном ритме воспринимаешь их, не пытаясь оценивать. Болит у тебя всегда по утрам голова и болит, а если проснулся днем, а она болит - это уже событие».

Надвигался ненавидимый именно с этой точки зрения Новый год - ночной праздник, ломающий привычный размеренный ритм жизни, но Владимир Павлович предпочитал о нем не думать. Он жил днем сегодняшним: у каждого дня должны быть свои заботы.

Он вчера даже не попрощался с Мариной, настолько расстроился из-за «сына». Где Сергей был все то время, которое они не виделись, Платонов не знал, да и не хотел знать. Только уехал сын «в Петербург, а приехал, - как пелось в одной известной песне, - в Ленин­град».

Купили его, били или еще как-то сломали, но из какого-никакого союзника и помощ­ника Сергей превратился в соглядатая и шпиона. А поскольку был не очень большого ума, то и скрыть эту перемену у него не очень-то получалось.

Если бы он так не торопился и «не сучил бы ногами», задавая кучу вопросов, если бы у него хватало сил смотреть Платонову в глаза (а ему было явно стыдно лгать, и он глядел все время в пол или в стену), если бы.

Убедившись окончательно, что вся история с его, Владимира Павловича, отравлением к их основному расследованию отношения не имеет, Платонов уехал домой, не дав Сергею даже проводить его и оставив его на улице, где мела сильная метель. Он увидел, обернув­шись, как «сын» поднял руку, голосуя, как сел в проходящую машину, и подумал: «Откуда у мента деньги на ночное такси?»