Элегия Хиллбилли - Джей Ди Вэнс

В управлении по связям с общественностью, как правило, работают старшие офицеры. Пресса – это святой Грааль морской пехоты, здесь самые большие аудитории и самые высокие ставки. Однако наш офицер по связям со СМИ по каким-то причинам впал у руководства базы в немилость. И хоть он был капитаном – на восемь рангов выше меня! – из-за войны в Ираке и Афганистане заменить его оказалось некем. Поэтому командир объявил мне, что следующие девять месяцев (то есть до конца службы) за связи с общественностью на крупнейшей военной базе восточного побережья отвечать буду я.

К тому времени я уже привык, что меня переводят с поста на пост. Однако это назначение по своей сути было совсем другим. Как шутил мой приятель, у меня лицо для радио, и я не был готов выступать перед телевизионной камерой. Фактически меня бросили на растерзание волкам. Сперва, конечно, я допускал немало промахов: позволил журналистам сфотографировать парочку секретных самолетов или не в свой черед открывал рот на встречах со старшими офицерами, за что не раз получал нагоняй. Однако мой командир, Шон Хейни, объяснял, что нужно делать и как исправить ошибки. Мы обсуждали, как выстраивать отношения со СМИ, как не отклоняться от темы и как все успевать. У меня понемногу стало получаться, и когда на базе устроили авиашоу, на которое пригласили сотни тысяч людей, я так грамотно организовал освещение мероприятия, что заслужил благодарственную медаль.

И это тоже было ценным уроком: мне многое по плечу. Я способен работать по двенадцать часов в сутки, если требуется. Могу говорить четко и уверенно, даже когда в лицо нацелен объектив камеры. Могу стоять в одном помещении с майорами, полковниками и генералами и держать себя в руках. А еще выполнять обязанности капитана, почти не допуская оплошностей.

Как ни уверяла меня бабушка, что все, мол, получится, «только не будь как те дебилы, которые все свои неудачи валят на окружающих», до поступления на службу я мало в себя верил. Меня окружали люди не самых выдающихся способностей, и в Мидлтауне никогда не рождались будущие выпускники Лиги плюща – потому что такова якобы наша генетика. Эти мысли очень разрушительны, но я не замечал их пагубного влияния, пока не покинул эту среду. Армия заставила меня мыслить иначе – потому что там не терпят оправданий. «Делай все на пределе сил» – таков был наш девиз на занятиях по физподготовке. Когда я впервые пробежал три мили с весьма посредственным результатом в двадцать пять минут (радуясь уже тому, что дополз до финишной черты), инструктор встретил меня словами: «Ты что, на прогулке, бездельник? Хватит спать, шевели задницей!» И приказал мне бегать кругами: от него до ближайшего дерева, туда и обратно, раз за разом. Он сжалился, лишь когда я стал падать в обморок от изнеможения. Я стоял на подгибающихся ногах, с трудом переводя дух, а он орал: «Вот как надо себя чувствовать в конце пробежки, ясно?!» Так живут морские пехотинцы.

Я вовсе не утверждаю, что человеку не нужны способности. Разумеется, без них никуда. Но когда вдруг осознаешь, что ты себя недооценивал, что ошибочно принимал лень за отсутствие таланта, у тебя вырастают крылья. Поэтому когда люди спрашивают меня, что я хотел бы изменить в среде белого рабочего класса, я говорю одно: «Ощущение, что твой выбор ничего не решает». Корпус морской пехоты вырезал у меня чувство беспомощности, как хирург отсекает опухоль.

Спустя несколько дней после двадцать третьего дня рождения я сел за руль подержанной «хонды-сивик» – своего самого дорогого приобретения – и в последний раз поехал из Черри-Поинт, Северная Каролина, в Мидлтаун, штат Огайо. За четыре года в армии я увидел, в какой ужасающей нищете живут гаитяне. Стал свидетелем крушения самолета в жилом районе. Похоронил Мамо, а спустя несколько месяцев отправился на войну. Сдружился с бывшим наркоторговцем, который на поверку оказался самым крутым парнем на свете.

В армию я пошел, потому что не был готов к взрослой жизни. Не знал, как управляться с деньгами, и не имел ни малейшего представления, как заполнять заявку на грант для колледжа. Теперь же я понимал, не только чего хочу от жизни, но и как этого добиться. Через три недели меня ждал Университет штата Огайо.

В университет я приехал в начале сентября 2007 года. Помню тот день до мельчайших деталей: как мы пообедали в «Чипотле»[51] (Линдси была там впервые), а потом прогулялись вокруг южного кампуса, которому вскоре предстояло стать моим домом. Погода стояла замечательная. Консультант рассказал мне о расписании на первое время – я должен был заниматься всего четыре дня в неделю, причем занятия начинались не раньше девяти тридцати. После армии с ее подъемами в полшестого утра я не верил своей удаче!

Главный корпус Университета штата Огайо располагается в городе Колумбус, всего в ста милях от Мидлтауна, а значит, я мог навещать родных хоть каждые выходные. Впервые за последние несколько лет мне представилась возможность бывать дома, когда захочу. И если Хейвлок (ближайший к моей военной базе город в Северной Каролине) мало чем отличался от Мидлтауна, то Колумбус по сравнению с ними выглядел земным раем. Это был (и остается таковым сегодня) самый быстро развивающийся город страны – во многом благодаря крупному университету. Выпускники открывали здесь свои предприятия, исторические здания становились ресторанами и барами; даже в самых трущобных районах процветала жизнь. Мой хороший приятель работал на местной радиостанции директором по маркетингу, поэтому я всегда был в курсе последних новостей и первым узнавал о самых громких событиях города – от программы ближайшего фестиваля до списка именитых гостей на ежегодном шоу фейерверков.

Я завел много новых друзей, причем почти все они были с юго-запада Огайо. Из шестерых соседей по общежитию пятеро окончили мидлтаунскую школу, а шестой – школу Эджвуд в соседнем Трентоне. Все они были младше меня (из-за службы в армии я потерял несколько лет), но многих я знал еще по Мидлтауну. Сам того не сознавая, я стал свидетелем феномена, который социологи называют «утечкой мозгов» – когда люди, способные покинуть нищий город, уезжают и находят себе новый дом, где открываются большие перспективы для учебы или карьеры. Спустя несколько лет на собственной свадьбе я вдруг понял, что все шестеро приятелей жениха, как и я сам, выросли в крохотном городке Огайо, потом поступили в университет, нашли работу за пределами родного города и о возвращении к семейному очагу даже не помышляли.

Служба в армии прекрасно подготовила меня к новой жизни. Я ходил на занятия, делал домашние задания, вечерами сидел в библиотеке, успевал выпить с друзьями – и как ни в чем не бывало вскакивал на рассвете, отправляясь на утреннюю пробежку. График был довольно напряженным, но все, чего я так боялся в восемнадцать, теперь выглядело простым и легким. Несколько лет назад я спорил с Мамо, чье имя надо писать в графе «родитель/опекун» – бабки или матери; боялся, что если мы не укажем в документах информацию о доходах Боба Хамела (моего официального приемного отца), то меня обвинят в мошенничестве; чудом не вылетел из школы за кошмарные оценки по английскому языку. Теперь же я уверенно оплачивал счета и получал по всем дисциплинам только высшие баллы.