Над горой играет свет - Кэтрин Мадженди

Я собралась воткнуть в салат ложку, но тут Ребекка спросила:

— Эй, а почему бы нам не добавить в него взбитых сливок? Дети, сливок хотите?

— Я хочу! — крикнул Мика и во весь рот ей улыбнулся.

— А ты, Вирджиния Кейт?

Я тоже улыбнулась, но сдержанно, только чтобы она не смотрела на меня так настороженно.

Ребекка пошла на кухню, пока ее не было, Мика нервно дергал ноздрями. Вернулась она с большой тарелкой воздушного крема.

— Сама делала, — сказала она, добавляя в наши салаты пышную, густую пену.

— Классно у тебя получилось! — оценил Мика и, повернувшись ко мне, распахнул рот, демонстрируя, сколько там поместилось фруктов. Пока мы с Ребеккой смаковали каждую ягодку, он быстро умял свою порцию и наложил еще. Не знаю, куда все это девалось, он всегда был очень худым. Наверное, в мозги, потому что мой брат был очень сообразительным, даже слишком.

Папа появился, когда мы слизывали с ложек остатки крема. И смеялись в этот момент над Микой, у него на носу белела сливочная клякса. Папа тоже рассмеялся, даже не зная, в чем дело, просто чтобы поучаствовать в общем веселье. Он раскинул руки, как бы разом обнимая нас всех:

— Какая отрадная картина.

Он сел за стол, я уловила запах сладкого ликера и соленого пота.

— Припозднился, извините. Заскочил к профессору Россо, и мы заспорились из-за Троянской войны, была ли она вообще… впрочем, это не так уж важно.

Он положил себе на тарелку всего понемногу.

— Ну и жара сегодня, сущий Аид.

Еда остыла, но папа, кажется, даже этого не заметил.

— Я рада, что ты все-таки успел на наш пир. — Привстав, она чмокнула его в щеку. Странно было видеть, как папу целует чужая тетка. — Я бы с удовольствием послушала вас с профессором. Я люблю античную историю. — Она села напротив папы.

— Да это учебная программа, занудство.

— Ну что ты, Фредерик! Я раньше здорово увлекалась историей, это очень даже интересно! — Она наклонилась к нему, просияв глазами.

— Я теперь уже и не вспомню все аргументы. Дискуссию надо слушать вживую…

Глаза Ребекки потухли.

— Но меня же там не было.

— Та-а-ак, вроде наелся, — сказал Мика, вылезая из-за стола. И потопал к двери.

Напрасно я сверлила взглядом его спину, он не обернулся.

Папа заговорил о соседях, живущих на той же улице, о каких-то Макгрендерах.

— Надо будет позвать их в гости, симпатичные люди.

— А миссис Макгрендер к тому же весьма недурна собой.

— В самом деле? Я как-то не замечал.

Ребекка потыкала ложечкой клубничину.

— Это трудно не заметить.

Их голоса словно бы куда-то ухнули, потому что я вдруг вспомнила маму и Энди. Как они там? Энди, наверное, спрашивает, где сестренка. А мама говорит, что я уехала в Луизиану. Они сидят вдвоем на диване и плачут не переставая. Мама говорит: «Ах, Энди! Зачем же, зачем я отправила туда мою Вирджинию Кейт?» А Энди ей в ответ: «Ах, мама, ты очень злая». Я подумала, что сейчас, возможно, раздастся телефонный звонок, ведь они там уже почти два дня обливаются слезами.

— Па-а-ап, давай позвоним маме и Энди.

— Я уже ей звонил, Букашка.

— Но мне не удалось поговорить с ним перед отъездом.

И вмиг пронзила тревога: кто же позаботится об Энди, если мама напьется до бесчувствия? Виски сдавило, голова слегка закружилась.

— Не стоит. Не стоит парня расстраивать.

Я стиснула губы, чтобы не сказануть какую-нибудь гадость, поддаться ненависти.

Папа погладил меня по голове, совсем даже некстати.

— Ребекка работает в больнице. В лаборатории. Правда, здорово? — сказал папа.

Я посмотрела на нее, но она сосредоточенно изучала свою тарелку.

Папа встал, отодвигая стул.

— Все было очень вкусно, Ребекка. — Он обернулся ко мне: — Ну, Букашечка, почему бы тебе не помочь убраться?

А сам пошел смотреть сериал «Доктор Килдар» Я тогда еще подумала, как это несправедливо: почему девочки должны убираться и готовить, а мальчики могут делать то, что им хочется? Я помогла отнести на кухню грязную посуду и ждала дальнейших указаний.

— Мыть или вытирать? — спросила Ребекка.

— Мыть? Я?

Она наполнила раковину водой и добавила жидкого мыла. Больше не было произнесено ни слова. Когда посуда была вымыта, Ребекка поблагодарила меня и сказала, что у нее что-то разболелась голова. Ушла к себе и закрылась. Я побрела в гостиную, но папа спал, развалившись на диване. Тогда я отправилась в свою пахнувшую краской комнату, еще раз осмотрела все. Открыла окошко, потрогала ветку акации. Ночь пахла непривычно, густой душной влагой, и была полна незнакомых звуков.

Я усадила Фионадалу и Траляляя рядом с розовыми подушками и забралась на кровать, прямо в том же, в чем уехала из Западной Вирджинии (так и не переоделась), все мускулы вскоре одеревенели.

Мне очень не хватало одеяла бабушки Фейт, под которым удобно было сворачиваться калачиком. Интересно, а она могла видеть, как я ехала в Луизиану, весь этот мой путь?

Бабушка мне приснилась. Как она дает Лепестку яблоко и смеется, когда поросенок, чавкая, жмурится от такого невероятного свинячьего счастья. Но в это время сзади крадется по дорожке дедушка Люк, в руке у него топор. Я кричу бабушке, чтобы хватала Лепестка и бежала прочь. Я и сама бегу, но почему-то остаюсь на месте. А дедушка все ближе и ближе, бабушка не слышит, продолжает почесывать и гладить Лепестка. И вот дедушка уже поднимает топор…

Тут я проснулась. В окно дул знойный ветер, ветки шелковой акации царапали снаружи оконную раму. Я услышала, как открылась и затворилась входная дверь. Потом раздался стук папиных ботинок. Если очень постараться, то, наверное, даже можно было вообразить, что я дома, в своей родной кровати.

Проснувшись, никак не могла понять, где это я, пока не взглянула на тошнотворное розовое пространство. Потянулась, слезла с кровати и попыталась застелить ее так же, как было. Потом выскочила из комнаты и бегом к выходу, а там уже чинно прошествовала к стоявшему на широком крыльце (прямо веранда) креслу-качалке. Было только шесть часов, но здорово припекало.

Почти тут же из дома вышел Мика:

— Салют.

— Привет, — ответила я, стукнув ногами об пол, чтобы лучше раскачаться.

— Нет тут у нас никаких «приветов», все говорят «салют». Салют. — Он бухнулся во второе кресло и так сильно оттолкнулся ногами, что оно мощно запрыгало и загромыхало, едва не опрокинулось.