Машина до Килиманджаро - Рэй Брэдбери

— Так нужно чудо… — шептала Агата.

«Да, — грустно подумали мы, — нам действительно нужно чудо».

Я читал дальше:

— «Мы не предлагаем наше творение полноценным семьям, где родители сами воспитывают своих детей, окружая их любовью. Ничто не способно заменить родителей. Однако есть семьи, где случилось несчастье: тяжкая болезнь матери или отца, или смерть. Так может погибнуть детство. Приюты здесь бесполезны. Няньки думают лишь о себе, забывая о детях, срываясь на них.

С величайшей скромностью и осознанием, сколь великий труд нам еще предстоит в будущем, как обширны горизонты наших возможностей, мы предлагаем вам близкую к идеалу модель наставницы, подруги, родного и близкого человека. Ее можно опробовать всего за…»

— Хватит, — сказал отец. — Не надо больше. Иначе я не выдержу…

— Почему? — спросил Тимоти. — Мне как раз стало интересно.

Я закрыл буклет.

— У них что, в самом деле есть такие штуковины?

— Давайте больше не будем об этом, — сказал отец, закрыв глаза ладонью. — Это же полный бред…

— Не такой уж и бред, — возразил я, взглянув на Тима. — Что бы это ни было, звучит лучше, чем тетя Клара, правда?

И мы расхохотались. Мы так не смеялись уже несколько месяцев. Конечно, слова мои прозвучали глупо, но все заходились в истерике, катаясь со смеху. И я счастливо смеялся вместе со всеми.

Когда все стихло, мы еще раз взглянули на буклет, и я сказал:

— Ну так что?

— Я… — Агата нахмурилась, не зная, что ответить.

— Нам срочно нужно что-то такое, — произнес Тимоти.

— Я открыт для всего нового, — заявил я с важным видом.

— Есть только один способ проверить, — сказала Агата. — Конечно, попробовать можно. Но когда мы уже прекратим, наконец, всю эту болтовню и когда уже мама вернется домой?

Раздался тяжкий вздох. Ее слова прозвучали выстрелом, что попал прямо в сердце.

Вряд ли кто-то из нас смог уснуть этой ночью, ведь наутро наши подушки были мокрыми от слез.

Настал ясный день. Вертолет пронесся над небоскребами, и мы мигом оказались на посадочной площадке, на крыше здания с огромными буквами, которые мы прочли еще в небе: «ФАНТОЧИНИ».

— Что это за Фанточини? — спросила Агата.

— Так итальянцы называют кукол из театра теней, или тех, кто является в снах, — ответил отец.

— А что значит «воплощая мечты»?

— Значит, что они делают их реальными, — ответил я.

— Браво, — улыбнулся отец, — пять с плюсом.

Я просиял.

Лопасти вертолета слились в сплошную тень, и он умчался прочь.

Утроба лифта поглотила нас, и мы ухнули вниз. Затем оказались на ковре, голубой змеей ползущем к прилавку, над которым было написано вот что:

«МАСТЕРСКАЯ ЧАСОВЫХ ИГРУШЕК»

«Мы создаем Фанточини»

Кролик на стене — это так просто!

— Какой еще кролик?

Я сцепил пальцы, показав ей тень, появившуюся на стене. Тень шевелила ушами.

— Вот тебе кролик, а вот волк, а это крокодил.

— А, ну конечно, — поняла Агата.

Мы подошли. Играла тихая музыка. Где-то далеко за стенами, как водопад, шумели машины. Свет стал теплее, словно хотел согреть нас, холодных и одиноких.

В бесчисленных нишах и ящичках, на нитях и проводах были все виды паяцев и марионеток, даже балийские куклы в развевающихся платьях, похожие на бумажных змеев: посмотришь на такую в лунном свете, и во сне тебе приснится то, о чем мечтаешь.

Их словно встревожило наше приближение, и все они разом закачались на нитках. Все это напомнило мне еретиков, которых вешали вдоль дорог по праздникам на перекрестках старой Англии четыре века тому назад.

Вот видите, я кое-что помню из истории.

Агата поморгала, недоверчиво оглядев все вокруг, и в ее глазах мелькнула тень удивления, сменившаяся отвращением.

— Если она такая же, как эти, то пойдем отсюда.

— Тише, — сказал отец.

— Помнишь, — упрямилась она, — два года назад ты как-то утром подарил мне такую же дурацкую куклу, а к обеду у нее все веревочки запутались. Я ее тогда в окно выкинула.

— Потерпи, — настаивал отец.

— Мы попробуем обойтись без веревок.

Это сказал человек, сидевший за прилавком.

Мы приблизились, чтобы поздороваться.

Он был абсолютно серьезен, ни тени улыбки не было на его лице. Очень умно — дети не доверяют тем, кто слишком много улыбается. Сразу чувствуют, что где-то подвох.

Без улыбки, но и без мрачной торжественности, мужчина представился:

— Гвидо Фанточини, к вашим услугам. Вот как мы поступим, одиннадцатилетняя мисс Агата Симмонс.

Тонкий ход. Он прекрасно знал, что ей всего десять. Агата словно выросла на целый дюйм. Человек продолжал:

— Возьмите это.

И положил в ее ладошку золотой ключ.

— Они что, заводные?

— Заводные, — кивнул он.

— Пффф, — хмыкнула Агата, и это означало ее вежливое «чушь собачья».

— Клянусь тебе. Вот ключ от Электрической Бабушки, придуманной вами, самой лучшей из всех. Каждое утро ее нужно заводить. Каждый вечер выключать. Это поручается тебе. Ты назначаешься хранительницей ключа.

Она подозрительно оглядела ключ, вложенный в ее руку.

Я вопросительно взглянул на Фанточини. Он слегка подмигнул мне, что значило: «Конечно, это необязательно, но так ведь веселее?»

Я подмигнул ему в ответ, пока она не видела.

— А где будет скважина?

— Увидишь, когда время придет. Может быть, на животе, или в левой ноздре, или в правом ухе.

Да, это было лучше фальшивых улыбок. Кукольник встал.

— Пожалуйста, сюда. Ступайте осторожно. Сюда, на движущуюся ленту. Следуйте за течением, пожалуйста. Вот так.

Он помог нам перейти с дорожки, замершей у прилавка, на ожившую дорожку по соседству.

Как река, она несла нас мимо ковровой зелени бесконечных комнат и залов, что были темны, как пещера оракула, где эхом звучали наши собственные дыхание и голоса.

— Прислушайтесь, — промолвил человек. — Вы слышите все женские голоса, все, какие только существуют на свете. Выбирайте, какой подойдет вам!

И мы стали слушать голоса, высокие и низкие, громкие и не очень, строгие и любящие, все, что были записаны еще до нашего рождения.

Агата плелась далеко позади, то и дело пытаясь пойти против течения.