Клены в осенних горах. Японская поэзия Серебряного века - Нацумэ Сосэки

от матерей и отцов, сестер и братьев

соединятся наши души-сироты, о которых

родителям ничего не известно.

В мире, где снуют толпы муравьев и людишек,

будем говорить только о наших судьбах,

o секретах нашей несчастной неприкаянной жизни.

Право, эти слова – разве они не ложатся,

как осенние листья, с легким шелестом на колени?

Слабая грудь моя – словно грудь ребенка.

Сердце мое от страха сжимается,

бьется, будто объято туманным пламенем страсти…

Я всегда любил уходить высоко в горы

по крутой тропе, глядя в поднебесье –

как ничтожный червь, что стремится

к самой вершине.

И когда, жалкий червь, я стоял на обрыве

над бездной,

слезы, горькие слезы падали наземь,

а вдали над привольными горными лугами

облака нависали, белы и огромны.

Природа всегда причиняет мне лишь страданья.

Сочувствие людей в хандру меня повергает.

Нет, уж лучше бродить по шумному парку,

а утомившись,

в уединенном месте под деревом присесть

на скамейку.

Люблю с беззаботным сердцем смотреть на небо,

на дым от труб городских, уныло плывущий,

на полет ласточек, издали едва различимых

над крышами столицы.

Моя печальная, одинокая личность

громко призывает незнакомого друга.

Моя странная, робкая, застенчивая личность,

похожая на облезлую ворону,

посреди зимнего холода и безлюдья

дрожит на краешке скамейки.

Неизвестная собака

Эта незнакомая собака за мной по пятам плетется.

Жалкая, увечная, хромая – задняя нога перебита.

Куда иду, я и сам не знаю.

Ветер свищет по чердакам бараков.

На пустыре у обочины дороги

сухие стебли травы колышутся с шуршаньем.

Куда иду, я и сам не знаю.

Огромная луна, будто живая, впереди плывет

неторопливо,

а сзади, замыкая шествие, влачится

кончик длинного тонкого хвоста собаки.

О, повсюду, повсюду, повсюду

незнакомая собака плетется за мною следом.

За спиной у меня крадется тихонько,

к сырой и грязной земле припадая,

подволакивает ногу больная собака.

Долго, протяжно, страшно, истошно воет

на грустную луну одинокая несчастная собака.

Ах, лягушка!

Ах, лягушка!

В зарослях зеленого тростника и мисканта

Лягушка раздувает белое брюшко.

В сумраке посреди заполненного дождем сада

«Ква-ква-ква-ква!» – выкликает звонко лягушка.

Темная земля иссечена струями ливня.

В этот вечер неистовы дождь и ветер,

А в холодной траве,

Довольная жизнью, дух переводит лягушка,

«Ква-ква-ква-ква!» – выкликающая лягушка.

Ах, лягушка!

Не тебе ли отдал я сердце?

С фонарем в руке

Я смотрел на темные лики сада,

С усталой душой

Смотрел на дождь, траву и деревья…

Одиночество

У белесой обочины проселочной дороги

душа, как усталая лошадь,

взирает на травинку, высохшую под солнцем,

на травинку, что так одиноко, печально

колышется, дрожит и клонится долу.

О ты, стоящая на солнцепеке

посреди пустынного проселка

одиночества моего душа живая,

что высматриваешь? чего взыскуешь?

По физиономии пыльного унылого ландшафта

скупо стекают слезы…

Из книги «Синяя кошка»

Люблю идти в толпе

Вечно меня влечет к городу,

влечет в гущу толпы на улицах.

Толпа подобна гигантской волне,

умеющей чувствовать.

Масса, всюду произвольно растекающаяся,

со своей волей, со своими пристрастиями.

А в печальную пору весенних сумерек

я люблю блики на заполнивших город зданиях.

Отчего так приятно идти в толпе?

Посмотрите на это мощное течение:

вот волна набегает на волну,

волны порождают бесчисленные отблески,

отблески, дрожа, разбегаются во все стороны,

и в скользящих бликах безвозвратно тонут

наши заботы и огорчения.

С каким же легким сердцем я шагаю по улице!

О эти отблески непомерной любви и отрешенности!

Вот волна подхватила тебя и несет –

а в сердце вскипают слезы.

В пору печальных весенних сумерек

людские массы от дома к дому катят по улице.

Блики на земле уносят все мои огорчения.

Преходящие, зыбкие волны отрешенности.

Всегда и всюду следовать за волною!

Волна уносится вдаль к туманному горизонту –

Так пойдем же в потоке, единственный курс

выбрав!

Синяя кошка

Как хорошо – любить этот прекрасный город!

Как хорошо – любить его архитектуру!

Как хорошо, в этот город приехав,

идти по людной панели

в жажде обладать всеми его прелестными

женщинами,

всеми заманчивыми постами и должностями!

Аллеи вишен вдоль улиц –

разве бесчисленные воробьи не щебечут

в ветвях деревьев?

Ах, в эту ночь во всем огромном городе

спит одна лишь тень синей кошки,

тень кошки, повествующая печальную историю

человечества,

синяя тень счастья, к которому я всегда

так стремился…

Одержимый этим виденьем,

я, наверное, люблю Токио и сегодня,

когда с неба падают хлопья мокрого снега,

но интересно, какие сны видит сегодня нищий,

тот, что мерзнет, прикорнув у стены на задворках?..

Печальные вишни

Смутная печаль!

Словно пряный аромат цветущей вишни,

она подсвечивает изнутри

пыльный белесый воздух вокруг дома…

Отчаянный побег