"Абрамсы" в Химках. Книга 2. Позади Москва - Сергей Анисимов

Подполковник шевельнул рукой, и высокий сержант с мрачным выражением лица повернул рукоятку, оборвав трансляцию, ведущуюся с выставленного на заваленный бланками стол одиночного динамика. Это, видимо, шло вместо оркестра или по крайней мере вместо оптимистичной военной музыки в записи. Звук на открытом воздухе был слабый, и приходилось прислушиваться, вытягивая шеи: уже от одного этого можно было оцепенеть.

Батальоном командовал почему-то подполковник, а не майор. Она не знала — может быть, так и положено, раз батальон отдельный. Отдельной авиаэскадрильей тоже может командовать подполковник или даже полковник, и у него будет втрое меньше людей в подчинении… Фамилия этого подполковника была Кузнецов, вроде бы самая распространенная в России, даже больше чем классические Иванов и Петров. Среднего роста, немножко сутулый, с вообще не запоминающимся лицом. С то ли татарским, то ли башкирским именем Рустем, но без малейших признаков степной крови. Непохожий на воина, пока не посмотришь, как ведут себя с ним остальные офицеры. Когда радиотрансляция закончилась, он обратился к строю солдат с короткой речью. Вика не поняла из сказанного им почти ничего — это почему-то просто не доходило. Только услышала про «это настоящая война, ребята…» и «мало времени учиться, очень скоро и до нас очередь дойдет». И еще вразбивку про разное: про свою землю, про «святой долг». Именно «святой», а не «священный», как вроде бы должно было звучать: вот эта мелочь почему-то запомнилась.

10-й отдельный батальон РХБЗ, Сертолово. Рядовая Петрова. Это было настолько странно, что хотелось так и ходить с приподнятыми бровями. Из них, давших присягу, составили учебную роту, которую тут же разбили на два взвода по два отделения каждое: 1-й и 2-й взвод соответственно — даже смешно. Она попала во 2-й, которым командовал почему-то не офицер, а старший сержант: очень высокий парень лет под тридцать, почти наверняка контрактник. Назначили командиров отделений, причем всех рядовых, — своего Вика не запомнила ни по фамилии, ни даже в лицо. В строю все втихаря переглядывались. У нее чесалась голова под шапкой: кололи кожу коротко постриженные вчера мамой волосы. Подняла руку — и старший сержант сразу раскрыл варежку, оглушив ее матом. Возмутиться, потребовать от него быть повежливей она не решилась.

— Слушай ма-ю ка-манду! Взво-од! Вольна-а!

Почему-то команды все произносились через «А», словно каждый маленький командир был коренным москвичом.

— Праздничного ужина не будет! Чай, не праздник! Сейчас за первым взводом идем получать личное оружие. Кому это какие не те мысли навевает: на товарища направить, на офицера, вообще сбежать и потом помародерствовать в свое удовольствие — сразу вешайтесь. Время такое настало, что рубить таких умников будут сплеча. И на корню!

Старший сержант обвел молчащий строй бешеным, нехорошим взглядом. Дернул щекой — это было отчетливо видно и выглядело страшно.

— Командир батальона верно сказал, — уже тоном ниже продолжил он. — Уже скоро до нас дойдет. Поэтому учеба по 12 часов в сутки. Подъем в семь, отбой в десять, личное время — полчаса в день. Будете это потом как каникулы вспоминать, поверьте мне на слово! Как праздник!

Он помолчал, подбирая слова. Мимо протопал первый взвод свежесформированной учебной роты, двадцать человек под командованием офицера: того самого поговорившего с ней перед присягой чудесного светловолосого лейтенанта, от взгляда на которого делалось легко в ее голове. Топотали вразнобой, даже не пытаясь держать шаг. Переглядывались со стоящими.

— Вопросы есть?

Вика снова обернулась на старшего сержанта, машинально пожала плечами. Однако, к ее удивлению, парень через несколько человек справа от нее вдруг спросил:

— Можно мне? Вопрос?

Командир взвода хмыкнул и утвердительно мотнул головой. Вике стало немножко заранее стыдно: в каждом молодом коллективе, даже самом маленьком, обязательно найдется свой клоун. А она не любила клоунов.

— Товарищ старший сержант, а вы воевали? — вдруг спросил этот парень из строя.

Тот ответил не сразу молчал несколько секунд, причем было видно, что не для значительности, а действительно подбирал слова внутри себя.

— Не успел, — наконец признался он. — На своей срочной я на полгода опоздал: часть как раз вывели и не посылали уже. Но после срочной я третий год на контракте, уже здесь, значит, всего уже пятый пошел. Так что кое-чему научился, можете не сомневаться. Буду о вас заботиться как старший брат.

Сказал он это совершенно серьезно, без малейшей нотки ерничанья. И это тоже почему-то выглядело страшновато.

— Так, ладно. Еще вопросы? Нет? Ничего, к отбою будут. Та-ак… Слушай ма-ю ка-манду! Взво-од! Взвод, я сказал!.. Вот так вот! Смир-рна!

Последовавшие команды Вика восприняла уже спокойно: после прозвучавших интонаций всякие «Напра-вва!» и «Шагом — марш!» реально успокаивали нервы. Бестолковое топанье соседей по строю не раздражало и вообще не раздражало ничего, даже непрекращающийся зуд в стриженых волосах, нервный, что ли? В голову лезли мысли о том, зачем им может быть нужно оружие, если это такая драгоценная по всем канонам вещь. Отец рассказывал, что даже ему, старшему офицеру, опытному летчику, было проще получать допуск на очередные полеты на стоящем многие десятки миллионов рублей бомбардировщике, даже на «применение», на полигон, чем пистолет. Они не умеют разбирать, чистить и собирать автомат Калашникова, чему раньше учили, говорят, еще детей в школах. Не умеют стрелять или почти не умеют, потому что тиры за последние несколько лет как-то начали появляться снова, в фойе кинотеатров, на южных курортах, еще где-то. Но зато абсолютно точно ни один из них, молодых и зеленых призывников и добровольцев, не сможет отрыть окоп, поразить гранатой настоящий танк или даже просто не побежать, когда он на него, на тебя поедет…

Она передернулась, почти как старший сержант, и сосед по шеренге покосился неодобрительно.

— Я не дразнюсь, — шепотом объяснила Вика. — Это само.

— Холодно, что ли?

— Холодно, — согласилась она. — И еще страшно…

Интересно, что она вовсе не собиралась произносить последние слова вслух — они вырвались как-то сами собой, хотя и приглушенным вдвое голосом.

— Угу… Чего там…

Воздух был холодным, а шагали они довольно быстро, поэтому Вика не стала развивать разговор, чтобы поберечь горло, только кивнула, попытавшись вложить в короткое движение оттенок благодарности. Парень вообще никак не отреагировал, напряженно о чем-то размышляя. Когда они, получив очередную команду, остановились, он все же спросил, как ее зовут, назвался сам и тут же задумался снова.

Ждать пришлось долго, минут двадцать, и они успели довольно сильно замерзнуть. Комвзвода поглядывал на переминающихся с ноги на ногу новобранцев с явной иронией: самому ему было с виду вполне комфортно. Камуфляж при этом на старшем сержанте был ровно таким же, как и на всех остальных, и шапка такая же, с синим отливом. Особых жировых отложений, согревающих в лютые холода, тоже не видать. Расхаживал он перед ждущим строем неторопливо, ногой об ногу не стукал, зубами не клацал. В общем, издевался.