Приют для списанных пилотов - Валерий Хайрюзов

Тут же, среди таскающих мебель солдат, бродили столичные журналисты. Они изредка клевали на снующую по коридору мелкую рыбешку и, будто ожидая команду «фас», чего-то высматривая, замирали. И такая команда прошла. Кто-то подал условный сигнал, и вся пишущая и снимающая братия бросилась к входной двери. Застучали алюминиевые раскладные лестницы, заскрипели кожаные куртки, затрещали на бегу у снующих журналисток юбки, застрекотали камеры. Появился герой последних выборов Владимир Вольфович Жириновский. Импульсивно подавая голову вперед, он жестом триумфатора приветствовал толпу и, на ходу отвечая на вопросы, стремительно прошагал к лифту. Видимо почувствовав, что промедление смерти подобно, за Жириновским вместе с сопровождающей его охраной и журналистами в лифт втиснулись прошлогодние депутаты и робко напоминали о своей нелегкой доле.

— Приходите в мою штаб-квартиру, — быстро и громко сказал Владимир Вольфович. — Я принимаю всех. Мне нужны грамотные люди, тем более имеющие опыт законодательной работы. Мы всех устроим! Проекты, идеи, самые невероятные предложения — все берите с собой. Нам это все пригодится. Вы — национальное достояние, и мы не имеем права вами разбрасываться. Завтра в двенадцать. Приводите с собой своих друзей, знакомых. Я жду. Бросок на юг, к теплым морям. Выпивку я гарантирую. В двенадцать — вы у меня, в час — вы уже на работе. Я не требую, чтобы вы вступали в либерально-демократическую партию. Мне нужны ваши знания, ваш опыт. Мы начинаем новую эпоху. Будем сотрудничать и строить новую Россию. А всех, кто не с нами, отправлю в последнем вагоне на север.

— Ну, это другой коленкор! — говорили депутаты, провожая взглядом стремительного, рвущего на ходу подметки вождя либералов. — А то ваши пролезли в Думу и ходят, поджав хвост. Погодите, Вольфович им хвост накрутит!

Прошлогодние, но вновь прошедшие в Думу депутаты от своих прежних, менее удачливых коллег старались держаться на расстоянии. Как ни говори, а получалось, что теперь они как бы дважды подтвержденные. Лишь душа-человек Владимир Исаков, да Игорь Братищев, как могли, пытались помочь своим товарищам по белодомовскому сидению.

Очень быстро выяснилось: новых идей избранные в Думу не принесли, а поехали на том багаже, который оставил после себя расстрелянный парламент. Вот тут-то и пригодились вчерашние депутаты, которых начали брать в аппарат консультантами и экспертами.

Первое время спеленатая Конституцией Дума, как новорожденная, мучилась грыжей, непонятно отчего кричала, хваталась за пустышку, но вскоре и у нее прорезались зубки. Двадцать третьего февраля депутаты проголосовали за амнистию всем, в том числе и узникам Лефортова. И разгневанные родители чуть было не вышвырнули ее из люльки. Да вовремя одумались. Возможно, из-за океана погрозил пальчиком дядя Сэм. Ельцин, по своему обкомовскому разумению, решил вопрос просто: нашел крайнего — генерального прокурора Алексея Казанника. Тот, видите ли, решил следовать по каким-то там юридическим нормам, а не по его царским указам. И вышвырнул «блаженного» в Омск, чтоб все видели и знали: так будет с каждым, кто пойдет поперек монаршей воли.

А в Думе после голосования по амнистии ошеломленный произошедшим, точно подстреленный гуран, одиноко и как-то совсем уже привычно кричал в спины расходящихся депутатов Сергей Юшенков: «Это гражданская война! Опомнитесь!»

Но войны ни в тот день, ни через месяц не произошло.

Владимир Вольфович, в мундире капитана Советской армии, после страстной речи в Думе пригласил всех в туристический комплекс, чтобы отметить День Советской армии и Военно-морского флота. И тяжело, до отказа забитые автобусы поехали на празднование.

В просторном холле гостиницы «Турист» яблоку негде было упасть. Предвкушая обильное угощение, собрались журналисты, во всем черном — гости, краинские сербы, чуть поодаль за ними, нанятые за десятку, в синей униформе торчали соколы Жириновского. На парадной мраморной лестнице расположились в форме драгун и гусар русской армии ряженые. Играл духовой оркестр, на втором этаже крутили видеофильмы, воспевающие вождя либеральных демократов. Тут же прохаживались одетые во все парадное офицеры и генералы, члены партии. У стены лепились друг к другу старики за обещанной фронтовой стопкой. Тут же рядом, в соседнем зале, проходил Всемирный съезд баптистов. Они продавали свою религиозную литературу и, прижав руки к груди, пели псалмы.

— О-о-о, Россия есть страна контрастов! — заметил кто-то из зарубежных гостей.

— Где все доведено до абсурда, — добавил впервые попавший на такое торжество журналист и глубокомысленно изрек: — Может, из этого и рождается то новое, которое мы пока не в состоянии уловить.

Появился Владимир Вольфович, и началось солнцепредставление. Все повалили за ним в актовый зал. На сцене внушительной стеной выстроились двухметровые сербы, к ним поднялся Жириновский с женой, и все началось, вернее, продолжилось, как это было ранее на митингах в Сокольниках, потом в Думе. Сплошное переодевание и экспромт.

Надо отметить, что очень многое новое в парламентскую практику принес из своей прошлой клубной жизни несравненный ленинградский либерал-демократ Вячеслав Антонович Марычев. Своими неожиданными переодеваниями он внес большое разнообразие в законодательный процесс. Многие сожалели, что депутаты не ставят в повестку дня законы Хаммурапи или Ману, — вот где простор для воображения и творчества.

Появление Вячеслава Антоновича на политической сцене было стремительным и скандальным. Впрочем, в сегодняшнее время и переодеваниями мало кого удивишь. Но Марычев стал пионером, думской достопримечательностью. Он первым понял: любое общественное действо должно иметь свой, желательно с неожиданным поворотом, сценарий. И конечно, яркий, не похожий ни на что костюм — по одежде не только встречают, но и запоминают. Что сказал — неважно, костюм русского Арлекино, фуфайка или бронежилет запомнятся надолго. Марычева даже стали показывать, правда украдкой, иностранным гостям.

Поначалу жириновцу ревностно пытался составить конкуренцию знаменитый в прошлом кавээнщик Гусман. Но очень скоро все увидели: в очном поединке равного спора здесь быть не могло.

Обласканный и разрекламированный советским телевидением капитан КВН не годился в подметки профессиональному массовику и просветителю культуры. И Гусман потихоньку исчез со сцены, уполз за кулисы.

Потеряв соперника, но не утолив спортивный аппетит и, видимо, намереваясь превратить Думу в театр одного актера, Марычев принялся окучивать всех подряд. Но натолкнулся на решительное противодействие Ивана Рыбкина, который начал лишать Марычева голоса, более того, пригрозил ему думским приставом.

Прорываясь к трибуне, Марычев готов был выступить от лиги сексуальных меньшинств, но когда ему напомнили, что такая фракция в Думе не зарегистрирована, попросил временное политическое убежище от пристава у женщин России. Не теряя времени даром, на своем депутатском бланке начал раздавать своим избирателям в родном Ленинграде пустующие квартиры. Это тоже был неожиданный, новаторский ход. Прокуратура хотела окучить его квадратно-гнездовым способом, но Дума не позволила — не самораспускаться же в конце концов. Рыбкин мог торжествовать: и достопримечательность на месте, и порядок восстановлен.