Каждый умирает в одиночку - Джеймс Хедли Чейз

Пока мы разговаривали, приехал Джек Керман. Мы поговорили о Бенни, а потом он сообщил нам, что алиби Барклея такое же непотопляемое, как субмарина: он был с Китти Хитченс и не покидал ее квартиры до трех тридцати дня, следующего после убийства Даны. Это снимало с Барклея подозрения.

Я затем рассказал им об Аните Серф. По тому, как рассеянны были Паула и Бенни, я понял, что они не верят мне. В это действительно было трудно поверить, потому что не осталось ни малейшего намека на ее пребывание в моей хижине. Но они оба вспомнили о желтой подушке. Тот факт, что ее в хижине не оказалось, окончательно убедил их в том, что я не придумал эту историю: подушка и мягкость моего затылка доказывают, что все это правда.

Паула не хотела, чтобы я ехал в Сан-Франциско, но я настоял на поездке. Около часа дня я позвонил в аэропорт Орчид-Сити и заказал воздушное такси.

Полет на самолете моей голове не принес ничего хорошего, к тому же я непрерывно думал о Бенни. Я знал его около четырех лет. Мы вместе работали и развлекались. Он был безответственным, сумасшедшим парнем, но он мне нравился. Думать о том, что он мертв, было очень больно.

Керман сказал, что нет никаких доказательств того, что смерть Эда связана с убийством Даны, Ледбеттера и Аниты. Пусть так, но я так или иначе убежден в том, что связь есть. Керман предположил, что Эд ввязался в азартную игру и выиграл, но кто-то забрал его выигрыш, а парня бросил в залив. Керман не настаивал на этой версии, но он сказал, что Эд был лихим типом и вполне мог попасть в такого рода беду.

Я был с ним совершенно не согласен. Эд работал. Может быть, он и был лихим, но только не тогда, когда работал, а в Сан-Франциско он работал. Он приехал туда вчера около четырех тридцати дня. В час ночи полиция выловила его тело из Индийской бухты. Медицинский отчет показал, что он был мертв уже четыре часа. Если этому можно верить, то его убили где-то в девять часов вечера — через четыре с половиной часа после прибытия в Сан-Франциско. Для него этого времени было вполне достаточно, чтобы начать наводить справки о частной жизни Аниты, но недостаточно, чтобы влезть в азартную игру: сначала работа, а игра потом. Мы все следовали этому правилу, и Эд не был исключением.

Следили ли за ним по дороге до Сан-Франциско? Если он был убит в девять часов, то у убийцы было время, чтобы вскочить в самолет, вернуться в Орчид-Сити и застрелить Аниту.

Керман спросил меня, не придумываю ли я фантастических идей и где мои доказательства. Может быть, я придумывал фантастические идеи, но я так не считал. У меня не было доказательств того, что именно так все и случилось, но у меня было предчувствие, что я прав, и я был готов ставить скорее именно на предчувствие, чем на доказательства.

К этому времени такси довезло нас до Третьей улицы и остановилось у полицейского управления.

— Свою болтовню оставь для меня, — предупредил я Кермана.

Мы поднялись по истертым каменным ступеням, прошли через двойные, открывающиеся в обе стороны двери и спросили у патрульного, где мы можем найти дежурного лейтенанта.

Он оказался очень милым полицейским и, несмотря на то что он шел с дежурства, повторил свой путь по проходу, чтобы показать нам дорогу.

Как только я представился дежурному лейтенанту и сообщил, по какой причине пришел, он попросил патрульного отвести нас в убойный отдел. Патрульный безропотно провел нас по пролету каменной лестницы вдоль еще одного прохода в маленькую комнату, обставленную четырьмя стульями, двумя столами, с окном, забранным решеткой, с желтыми стенами и потолком. Там стоял запах грязных тел, помоев и рвотных масс: запах, характерный для большинства полицейских участков.

Мы присели, не проронив ни слова, и стали ждать. Прошло примерно пять минут, затем дверь открылась, и вошли двое сыщиков.

Один из них, крупный, с квадратным лицом мужчина с бесхитростным твердым взглядом, неподвижным ртом и большими ногами — внешность характерного полисмена — указал нам на два стула с прямыми спинками, а другому сыщику — на один из столов.

— Я детектив Данниган, — произнес он так, словно не особенно гордился этим фактом. — Начальник окружного управления. Вы родственники погибшего?

Было странно говорить об Эде Бенни как о погибшем. У меня возникло какое-то прохладное, пугающее ощущение. Я сказал, что мы не родственники, а друзья. А когда я сказал ему наши имена, то заметил, как сжались его губы, и догадался, что Брендон рассказывал ему о нас.

— Нам нужно, чтобы вы опознали его. Дайте этому офицеру ваши имена и адреса, затем я провожу вас в морг.

Мы помогли второму полицейскому заполнить пару бланков, затем проследовали за Данниганом из комнаты вдоль по коридору, вниз по ступеням во двор, через него к приземистому кирпичному дому.

На длинной мраморной плите под простынями лежали три тела. Человек из обслуживающего персонала в длинном белом комбинезоне откинул простыню, закрывавшую тело, лежавшее посередине.

Данниган кратко спросил:

— Это он?

Это был Бенни.

— Да, — ответил я.

Он взглянул на Кермана, чье лицо стало цвета рыбьего брюха:

— Вы согласны?

Керман кивнул.

Работник морга накинул простыню обратно на лицо Бенни.

— Смотрите на вещи проще, — посоветовал Данниган. — Как это ни печально, но она приходит к каждому из нас. Он умер быстро. Его ударили по затылку мешком с песком. Воды он не почувствовал. Пойдемте отсюда.

Пока мы шли по двору, моя голова снова начала болеть.

Коридорный был чрезвычайно худ, с серым лицом, ему было около тридцати трех, а его форма была слишком мала для него. Он проводил нас вверх по лестнице, затем вдоль по тускло освещенному коридору. У него была своего рода танцующая походка, его пятая точка здорово выпирала — то ли потому, что его брюки были слишком узкими, то ли потому, что он был так сложен, — я никак не мог склониться к тому или к другому мнению, но в общем-то это было не важно.

Он погремел ключом в замке, открыл дверь и презрительно усмехнулся. Керман и я тоже усмехнулись. В комнате стояли две кровати, бамбуковый столик, кресло, выглядевшее так, словно в нем однажды сидел слон, ковер, у которого когда-то был ворс, но который уже давным-давно перестал им быть, местами обнажилась его холщовая основа: у кровати, у окна и кресла — именно в этих трех местах люди чаще всего шаркают ногами. Над одной из кроватей висела цветная фотография какой-то красотки, стоящей на лестнице. У подножия лестницы сидела собака и плотоядно смотрела вверх на девушку. Девушка притворялась, что смущена, но делала это неважно. Над второй кроватью висела другая фотография той же девушки. В этот раз она стояла на стуле, держа подол платья у шеи, и там на нее плотоядно смотрела мышка.

— Душевая кабинка здесь, — сообщил коридорный, указывая большим пальцем.