Баггер - Владимир Плотников

их ждут. Полной грудью на вдохе. Крестик в ладони, на память… чтобы уберег. Серебро, белое и холодное. А вокруг кресты, и тьма, и пожарища… и тьма дней, и нет им счету. Если солнце красное, значит будет ветер. Как долго я не замечал. В последний раз. От девятнадцатого августа. А скоро осень. Журавли. И солнце, доброе… по лицу… и ветер шутя. Сегодня день хороший. Прощай. Я буду ждать. Приговор привести… Я люблю тебя. В водке тупую печаль… да только водки нужно море… холодное, чистое, бескрайнее. Ему нет края, потому что небо бесконечное. В исполнение. Не утопить. Дедушка, а значит журавлей тоже ждут. Мы их встречаем, а с ними уже простились. Небо. На всю грудь. От девятнадцатого августа. Красное. Развяжите мне руки, я все равно не убегу. Во имя Отца и Сына… Да что же мы, нехристи?.. Прощай. И Святаго Духа. На плече букаха… Как в детстве… если подуть и загадать. От девятнадцатого августа. Полети на небо. Да поздно. Аминь. День сегодня… Пли… и букаха. Полети на небо. Я буду ждать. Я верю. А я тебе… От девятнадцатого августа.

Глава 8

– Видишь, что ты натворил? – священник держал в руках опасный жертвенный нож, – Девочка так хотела жить, а ты медлил и медлил, – он залился притворным плачем, – Жить хотела, да перехотела. Пришлось принести в жертву.

Александр стоял, опешив. Он не верил в происходящее. Лиза была для него обычной и порою, он не знал как с ней быть, и как избавиться. И вот ее не стало. Не может быть. Это насекомое стоит и глумится.

– Тварь, значит, икону ты хочешь? Может, из тебя мощи сделать?

– Не кипятись так, друг мой, – он снова стал вежливым, – В твоей подружке были дырочки. Там сережка, там ругая, да много ли еще… теперь на одну больше.

Александра охватило бешенство, и он бросился душить. Руки, способные творить, теперь душили существо, помыкавшее им последнее время.

– Стой, не убивай, хозяин, – священник законючил и взмолился, – Я же тебе желание обещал. Я исполню, только не делай мне больно.

– Исполняй сейчас, я не верю тебе.

– Поверишь, – прохрипел святой отец, – Только отпусти.

Александр и сам думал освободить жертву, потому что понимал, что просто не может убить. Не так, разве что, в гневе.

– Так-то лучше, а то вздумал шейку давить. Молокосос ты еще, и убивать по-человечески не умеешь. Когда ты напишешь икону, у тебя останутся еще краски. Вот с ними делай, что хочешь. Сам исполняй свою мечту.

– Ты бредишь. Зря я тебя не придушил, – к Александру вернулась раздражительность.

– Не смог бы, душил неправильно, уж я-то толк знаю, – его мясистые небритые губы исказились в гримасе, – Ой, ой ой! Не убивай меня! Покривлялся и хватит, надо же было тебя позабавить.

– Ты чудовище, – Александр начинал его бояться.

– Не больше, чем ты, Алекс. Просто я открытый, а тебе все только предстоит. Ты еще той гадиной станешь, когда от меня получишь власть.

У молодого человека поплыло перед глазами. Все это похоже на кошмарный сон, нелепый и ненастоящий. Вот только проснуться не получается.

– Я хочу тебя убедить, – тушка с живостью покинула комнату, и судя по грохоту, отправилась на чердак. Минута, шум, и вот он внизу. Грубая кисть и старые маслянистые краски. Его толстые неуклюжие пальцы принялись за работу. Он как будто рисовал по воздуху, но в воздухе вычерчивались очертания.

Вначале голова, потом черное туловище, потом хвост. Уродливый трезубец и рога. Чертик потянулся, распрямил спину и больно укусил своего создателя за палец. Кровь хлынула алым ручьем, а черт, зловредно улыбнувшись, побежал прочь.

– Теперь-то ты видишь, что есть еще чудеса, которые не умещаются в твою пустую голову? Ты ремесленник. Твое дело – работать. Одну, всего лишь одну икону, и делай, что хочешь. Если тебе нужна эта бедная дуреха, которая лежит сейчас в луже собственной крови, ты ее оживишь. Ты же классный художник, ты помнишь ее. Нет, я знаю, ты мечтаешь о другой. Так создай ты ее для себя. Стань наконец и сам Богом. Сделаешь себе девочку, и будешь любить ее до конца своих дней, – он не говорил а кричал. Кровь капала по его рукам. В ладони опять появился кинжал.

– Возьми краски, попробуй, почувствуй власть над миром, – он вложил в руки художника тяжелую кисть и искусительно заглянул в его глаза.

– Красок останется еще много. Нарисуешь денег себе, а лучше – золото и алмазы. Продашь и будешь богачом.

Смерть Лизы ушла куда-то на второй план. Все становилось не совсем реальным. А если и правда это возможно? Он взял кисть и попытался. Ничего не получилось, только тяжелая капля маслянистой жидкости упала на стол.

– Дурак ты, а не творец. Представь вначале, очерти границы в воздухе. Поверь, что это уже есть, и вырисовывай. Ты, мать твою, художник или где? Твори, я сказал.

Александр зажмурился. Фантазия не приходила. Тут он вспомнил птицу, которую с другими детьми он пытался вылечить. Тогда не получилось. Он представил ее ясно и отчетливо, пытаясь разглядеть перья и клюв, прорисовывая в голове все до мельчайших деталей. Рука шла по воздуху, и вот, клекот крыльев. Крик. Птица билась в окно, таща за собой поломанное крыло.

– Хорошо, только птичка твоя долго не протянет. Я знал, что у тебя фантазии извращенной сволочи. Ты зачем ее сделал больной?

– Я просто вспомнил, – пытался оправдаться его виноватый голос. Сам он в это время старался понять, нет, не понять – смириться с новым положением вещей. А потом в него потихоньку стало входить ощущение новых возможностей. Сколько всего можно сделать. Хорошо, я нарисую этому психу икону. А потом исполню свою мечту. Почему только одну? Теперь их может быть много, теперь жизнь пойдет по-новому.

– А зачем тебе икона? – вопрос пришел как-то сам собой.

–Хочу мир сделать лучше. Вот люди не верят в Господа нашего, а он будет, живой и настоящий. Мы, священники, народ такой – нам без Бога никуда.

– Ты и добро? Побойся Бога! – Александр почему-то ему не верил.

– Не боюсь, не боюсь, – стал паясничать священник. Его коротенькие грязные пальцы достали засаленную лягу с вином. Резкий взмах руки, и красная жидкость размазала птицу по стеклу.

– Это милосердие. Зачем ей мучиться и жить, если ее создатель такой жестокий? – птица стекала грязью по пыльным стеклам, – если захочешь что исправить, используй вино. Оно всем помогает. – священник сделал глоток и расплылся в улыбке, – А девочке-то твоей холодно сейчас.