Путешествие мясника. Роман о семейной жизни, мясе и одержимости - Джули Пауэлл

На обед мы готовим пасту и сдабриваем ее магазинным соусом. Елку мои родные купили забавную: с лысинами и кривым стволом, у нас в семье такие любят. Мама вовремя вспоминает, что иголки от нее могут навечно втоптаться в хозяйский ковер, и потому мы ставим елку на крыльце и украшаем фонариками, блестящими гирляндами и немногочисленными игрушками, которые я отыскала в кладовке нашей городской квартиры. В куртках мы неуклюже топчемся вокруг дерева и с трудом протискиваемся между колючими ветками и стеной дома, чтобы повесить украшение. Результат получается немного странным, но симпатичным. Через десять минут, когда мы уже сидим за обедом, елка с грохотом падает — ее опрокинуло ветром. Папа с братом бегут на крыльцо и еще минут двадцать крепят елку с помощью веревок и проволоки к перилам.

Канун Рождества мы с мамой, как обычно, проводим на кухне. Пока мальчики — папа, брат, Эрик и Роберт — играют во дворе в футбол, я жарю на газовой горелке перцы поблано, а на сковородке в оливковом масле подрумяниваю бараний фарш с беконом. Мама в духовке жарит орехи-пекан и крошит кукурузный хлеб — чтобы стать начинкой для «короны», он должен быть совершенно сухим. Я по-прежнему прикладываю лед к запястью. Сегодня боль опять разбудила меня посреди ночи. Я лежала, глядя в потолок, слушала сонное дыхание Эрика и Роберта, а по моим щекам без всяких видимых причин катились слезы и затекали в уши.

Джесс приходит на пару часов раньше остальных гостей.

— Привет! У вас отличная елка. А я не видел елок уже несколько лет.

— Привет. Хорошо, если ее опять не сдует. А где Хуан?

— Я ему звонил, он не отвечает.

Честно говоря, я и не ожидала, что Хуан придет, но все равно немного разочарована. Мне хотелось, хоть я и не говорила об этом вслух, чтобы все, с кем я подружилась у «Флейшера», собрались сегодня в нашем доме.

— Ты давай, заходи. Выпьешь что-нибудь? Есть вино, эггног, куча всякого разного алкоголя и минералка.

— Эггног выпью с удовольствием. И, если можно, стакан воды.

— Располагайся. Мы с мамой еще на кухне, разумеется.

— Разумеется.

Джесс точно такой же, как в магазине: немного заторможенный, тихий, милый. Он предлагает нам свою помощь, и мама тут же усаживает его крошить хлеб. За работой они болтают о махинациях, которые творятся в избирательной комиссии, и о шансах демократов выиграть выборы в две тысячи восьмом году.

Уже в темноте, после долгих поисков и одного опасного заноса на обледеневшей дороге, до нас добираются и остальные гости — Джош с Джессикой, Стефани и Мэтт и еще один их приятель Джордан. На плите булькают, наполняя коттедж дивными ароматами, баранье рагу с чили и глинтвейн. Роберт одиноко сидит на площадке, но, поскольку в доме полно народу, все время находится кто-то, готовый почесать ему пузо. А ближе к ночи, когда уже немало выпито, гости, незнакомые со строгой хозяйкой и не любящие подчиняться чужим правилам, все-таки уговаривают нас впустить пса в дом.

Баранье рагу получилось острым и очень вкусным. Мы с мамой часто делаем это блюдо, но обычно только для своей семьи и наших друзей из Техаса. Изнеженные ньюйоркцы плохо переносят такое количество острого перца. Но я не сомневаюсь, что мои гости его оценят.

— Фантастически вкусно, Кей! — хвалит маму Джессика, и все остальные с энтузиазмом ее поддерживают.

В нашей семье с подозрением относятся к комплиментам и считают их по большей части неискренними. Мне-то известно, что в Джоше и Джессике нет ни капли лицемерия, но я всегда чутко улавливаю настроение и тайные мысли всех членов своей семьи, в особенности мамы, и сейчас с досадой вижу, что она этого пока не поняла. Мой брат, и так-то не отличающийся особым красноречием, сейчас совсем замолчал, хотя слушает очень внимательно, и по слабой улыбке, которая играет у него на губах, я понимаю, что он уже включил свой дерьмометр и сейчас сканирует им всех присутствующих, ожидая характерного пощелкивания. И мама улыбается точно так же, как он: они очень похожи, хотя мама, в отличие от брата, не замолкает ни на минуту.

Она могла бы часами разговаривать даже с козой, и люди, как правило, находят ее очаровательной, даже когда она думает о них плохо, а такое время от времени случается. То, что мама с первой минуты не оценила и не полюбила Джоша, Джессику, Стефани, Мэтта и Джордана так же, как я, меня огорчает и немного злит.

Но в конце концов, эти пятеро — старые друзья. Они принесли с собой в наш дом свою историю, свои отношения, свои шутки, понятные только им. Они веселые, шумные и разговорчивые. Скоро начинает казаться, что в коттедже гораздо больше людей, чем есть на самом деле. И, хотя мне очень хотелось познакомить свою семью со своими друзьями из лавки, я понимаю, что знакомство прошло не слишком гладко: мои вежливые, ироничные и сдержанные родные слегка шокированы этой шумной и отчасти бесцеремонной компанией. И эта неловкость усугубляется еще тем, что Рождество считается чисто семейным праздником. Я чувствую, что гости немного раздражают маму, хотя, конечно же, она никогда не даст им этого понять. Позже, когда я спрошу, что она думает о моих друзьях, выяснится, что, как я и ожидала, на сто процентов ей понравился один только Джесс. О Джоше и Джессике она скажет: «Они очень славные. И мне, конечно, нравятся все, кому так нравится моя дочь, а ты им явно нравишься. Но, по-моему, они чересчур… как бы это выразиться… ньюйоркцы». Мама и сама не понимает, что означает эта характеристика. Я сержусь, и обижаюсь за своих друзей, и начинаю с ней спорить, но потом просто машу рукой и замолкаю. Какой в этом смысл? Если, конечно, не считать смыслом то, что я почему-то до сих пор по-дурацки огорчаюсь, когда моя мама не любит то, что люблю я.

Вскоре после переезда Д. в Нью-Йорк, еще до того, как он стал моим любовником, но когда дело уже явно идет к тому, мои родители приезжают к нам в гости. Как обычно, программа визита состоит из театров, дорогих ресторанов и большого количества алкоголя. Я по такому случаю купила билеты на римейк «Безрассудных» с Мэри-Луиз Паркер, а на вечер заказала столик в «Имперо». Случайно у нас оказывается лишний билет, и я решаю пригласить Д. Это вполне естественно, убеждаю себя я. В конце концов, в настоящий момент он является официальным другом дома.

На самом деле, разумеется, я просто представляю его на суд своих родных. И они охотно судят его. Еще бы, ведь даже мой собственный дерьмометр непрерывно щелкает, как будто у Д. в кармане лежит кусок урана.

— Терпеть не могу Скорсезе!

(Мама любит делать подобные заявления. Она может несколько лет ненавидеть кого-нибудь, например Николь Кидман, — «Похожа на белую крысу!», — а потом та вдруг сыграет удачную роль или ее бросит этот безумный киборг, ее первый муж, и внезапно мамино отношение кардинально изменится, повернется на сто восемьдесят градусов. Причем она будет горячо уверять, что всегда прекрасно относилась к прелестной, талантливой девочке. Эта черта забавная и довольно милая, и у нас в семье часто подшучивают над маминой склонностью к радикальным оценкам, кроме тех случаев, конечно, когда спор о Билле Мюррее доводит родителей чуть не до развода, или когда вследствие незначительных разногласий относительно теории Дарвина вам в голову летит сковородка.)